Алекс Лекс - Хранитель. Первая война (СИ)

Снова перед ним вздымались горы. Высокая цепь из скал и льда. Вершины уходили за линию облаков, к самому небу. Земля осталась далеко внизу. Сила несла Наблюдателя вверх, все выше и выше, пока не принесла его к белым башням. Здесь магия его отпустила, и он остался парить в воздухе. Ни одна душа сейчас не знала о нем. Место было выбрано, и Наблюдатель медленно опустился на край уступа.

Город под ним ярко сверкал всеми красками, и темными, и светлыми. Магия струилась от него во все стороны, и Наблюдатель вошел в город. Его дух скитался по широким, мощеным улицам и садам до заката. Когда же солнце начало садиться, Наблюдатель нашел пристанище. Вскоре, перед вратами одной из башен появилась корзина с плачущим младенцем, накрытым чистой тряпицей. На его крик открылась маленькая дверь, из которой вышел седобородый старец. Глянув по сторонам и увидав корзину, он подобрал ее. Прижав корзинку к груди, он оглянулся еще раз и поспешил скрыться в башне.

Стирая следы маленького волшебства, город магов тихонько накрыла ночь. Снова сияли звезды на черном небосводе, будто и не было тут Наблюдателей. Заснул мир, и только крохотное зернышко, чернее самого черного ворона, продолжило свой путь. На ночном небе, черная звездочка летела к своей цели. Пустота мира горела для нее верным маяком. Прочертив след, зерно упало далеко на севере, у других ворот и другой старик отворил их из жалости к младенцу. Из корзины на него смотрели бездонные черные глаза. Подняв младенца, обернутого в темный шелк, старик отнес его в тепло. Дверь Академии с легким скрипом затворилась за ним.

Черное зерно, часть огромной тьмы, играло по правилам. В каждом мире были свои правила, и каждый раз оно их соблюдало, оставляя выигрыш за собой. Ночь скрыла все. Ее крыло замело следы, оставив мир спать. Звезды будто бы потускнели, но этого уже никто не заметил. Разные земли, разные судьбы спали под одним небом и видели разные сны.

Буря налетела, как свирепый зверь. Ветер неистово метался по Раданару. Островные земли дрожали под его напором. Потемневшее море швыряло черные волны на крутые берега, словно хотело слизнуть острова в свою пучину. Тяжелые тучи нависли своим брюхом над Троегорьем, готовые пролиться дождем.

Такой бури тут давно не видели. А, началось все с вечера, когда привычный ласковый южный ветер сменился на своего северного собрата. Народ спешил спрятать коней в стойла, пока налетевшие вихри не разогнали их по полям. В домах, на толстые засовы закрывались двери, детей уводили в самые дальние комнаты, а кто-то предпочел спрятаться в подполе. Буря будто ждала чего то, прежде чем нанести свой главный удар. Молнии метались над низкими крышами домов.

Только один человек не боялся разгулявшейся стихии. Он стоял у порога своего дома и глядел на небо. Ветер бил его по лицу, трепал рыжие волосы, но он и не думал от него закрываться. Карие глаза мужчины с хмурой мольбой смотрели на тучи. У его ног, как на ладони, лежал весь Раданар. Крутобокие дома, напоминавшие бочки, рассыпались по низким холмам и равнине. Тут не было улиц и заборов. Вольный народ не признавал этого деления, ровно, как и правил, тут властвовало только слово вожака, и вожак этот сейчас мог его лишиться.

— Буря…буря… — шептал он.

Волна холодной влаги ударила, едва не сбив Хорана с ног. Гигантским валом она вмяла траву в раскисшую грязь, заставив дома стонать под ее напором. За спиной мужчины гудели его собственные стены. Дубовая дверь трещала, как жалкая щепка. Тучи вздулись и вслед за громом, по крышам забарабанил ливень. Темные потоки воды хлестали по телу Хорана. Эта буря не была частью природы, скорее служила ее бичом. Она пришла извне и жила сама по себе. Ливень бил со всей силы, а Хоран, подставив лицо под его удары, взывал к тем, кого уже давно в этом мире не существовало. В его доме горел всего один слабый огонек, а в сердце вожака тлела последняя надежда. Он ждал наследника долгие двадцать лет, ждал того, кому мог бы передать свой народ, как его отец, когда-то передал ему. И теперь в его доме вершилось таинство, при котором ему быть не положено. Старая ведунья позовет его в должное время, пока же ему оставалось только ждать.

В Раданаре не так встречали новорожденных. Каждое рождение отмечали праздником, на котором происходило наречение детей. Хоран сам много раз присутствовал на всех этих плясках.

Было и другое, то, о чем мало кто сказывал, и случалось это раз в сто лет, в такие вот грозовые ночи. Рождались другие дети, не похожие ни на мать, ни на отца. По старому завету предков, их относили за горы, к морю, где вода вершила их судьбу. Делали это молча, и, ослушаться, никто не смел. Черноволосые, как их называли, были давним проклятием раданарцев. Шло это издревле, от первого правителя. Дела давно минувших дней никто не любил ворошить. В роду Хорана черноволосых никогда не рождалось. Сейчас он повторял это про себя, как некое заклинание, глядя в самое сердце бури. Удары ливня и ветер только усилились ему в ответ. Время тянулось слишком медленно. Ожидание разрывало Хорана. Сквозь пелену воды, он увидел, как в одном из окон, мелькнуло лицо любопытного человека. Его люди видели, как он стоит один, у своего дома, даже советники оставили его одного и винить их вожак не мог. Горе надлежало встретить ему самому.