Константин Волков - Из блокады [СИ]

Виктор налил Степану чай, тот кончиками пальцев отодвинул кружку в сторону и поинтересовался:

- Как настроение?

- Как обычно, Стёп, - отчеканил Захар. - Бодрое.

- Хорошо, что бодрое, - похвалил кум. - Арестанты как? Не психуют?

Захар посмотрел сначала на меня, а потом на вернувшегося из подвала Рената.

- Тихие сидят, - доложил Ренат, - словно мышки. Проблем не будет.

- Кабы точно знать! Жить-то всем охота. Им, стало быть, тоже помирать не хочется. Начнут дёргаться - так и вы не церемоньтесь! Главное, чтобы всё прошло гладко. Значит, поступим так. Захар, ты со своими орлами поведёшь гавриков на площадь. А со мной сегодня... - Степан посмотрел, словно взвесил, измерил, а потом ткнул пальцем в меня. - Вот Олег сегодня мне поможет.

- Олег? - переспросил Захар. - Почему Олег?

- Потому что я так хочу, - Степан криво ухмыльнулся, тускло блеснули металлические зубы. - Ты говорил, что доверяешь ему, как себе! Или засомневался?

Захар пожал плечами, мол, ты начальник, тебе виднее.

Тогда и царапнуло беспокойство - пока едва заметно. Сразу вспомнились дурные приметы: сперва банши, потом ящерка шестиногая. Стало ясно - хорошего ждать не стоит, день рождения насмарку. Арестантов отконвоировать - одно, а самому их жизни лишить - совсем другое. Так мы не договаривались! Хоть бы предупредили заранее, что ли! Без меня за меня решили, а спорить... с кем спорить, с кумом? Нет уж!

- Вот и славно, - одобрил молчаливое согласие Степан. - Давайте, значит, за то, чтобы без проблем.

Витька, словно ждал команду, тут же притащил бутыль шнапса. Прозрачный, очищенный, на дубовой коре настоянный; не самогон - чудо. Мы сдвинули кружки. Ну, по маленькой, чтобы, значит, всё прошло нормально. А потом неплохо бы покурить. Махру завернули в бумагу - пожелтевший, пахнущий пылью и чем-то горьким и едва уловимым, обрывок той ещё, настоящей газеты. Степан расщедрился, своих запасов не пожалел. Прежняя бумага не похожа на сделанную в Посёлке. Наша грубая, толстая, и с маленькими щепочками внутри. Писать на такой ещё как-то можно, а самосад лучше в сухие листья заворачивать, если трубка не нравится.

Выпивка немного расслабила, у кума лицо разгладилось, и взгляд перестал колоться. Хорошо сидеть в тёплой кухне, однако, и работать надо. Ребята двинулись к выходу. Я тоже дёрнулся, но Степан придержал: сиди, мол - ещё успеешь. А потом, когда мы остались с глазу на глаз, спросил:

- Не боишься? Без привычки человека трудно порешить.

Равнодушно поинтересовался, спокойно. И ободряюще так, будто волк зайцу, улыбнулся, а взгляд, нацеленный мне в переносицу, вновь сделался острым.

- Случалось, убивал, - ответил я небрежно, хотя, если честно, кисло на душе стало.

- Ты чужака, что ли, вспомнил? - спросил Степан, не пытаясь скрыть ехидство.

- И что же, что чужак, - пробурчал я. - Чужак, он тоже человек.

- Ну-ну, - хмыкнул Степан, - вот и посмотрим.

Он достал из-за пазухи фляжку, и снова налил: мне куда больше, чем в первый раз, а себе на донышко. У кума особенное пойло, крепкое, полынью и разными душистыми травками пахнет. Не часто мы его пробовали, да не очень и надо - к такой выпивке привычка нужна. Но сейчас всё равно, лишь бы успокоиться. Ладони вспотели, мурашки по спине. Ещё ничего не случилось, а я весь извёлся. Скорее бы закончить, что ли!

- Пей уже. Что, как девка, воображаешь?

Тут я заметил, что кружку в руке держу, а мысли где попало шляются. Не то, чтобы я против выпивки, у нас, если не пить, можно свихнуться. Запросто! Навидался бедолаг: скачут по улице, слюни пускают. Этим дорога в лес, потому что медицина бессильна. Сыча, для примера, возьми... ладно, не в нём дело!

Я проглотил горькое пойло, льдинка внутри тут же растаяла, вместо неё разгорелся пожар. Незаметно переведя дух, я сунул в рот кусочек сала. Желудок с изрядной дозы узлом завязался, а обратно так и не развязался. В ушах зазвенело, будто приставучий комар над головой повис.

Пора! Надел я сто раз штопанную-перештопанную, до белизны застиранную куртку. Красную повязку на рукав, чтобы видели - человек на службе. Личный "макаров", до мельчайшей царапинки знакомый, до последней заусеницы родной - в кобуру. Четыре патрона в обойме: каждый на вес золота, если хоть одного не досчитаюсь - голову открутят!

- Ты вот что для себя реши, - перед самым выходом напутствовал меня Степан, - Они уже покойнички. Ходят и дышат - но всё равно уже покойнички. Им без разницы, кто их удавит - ты, или Захар. Подумай так, и будет проще.

Степану хорошо говорить - он в этом деле спец! Не впервой ему людей на тот свет отправлять: кого законно, по приговору, упокоил, а кого, болтают, и втихую порешил. Люди много брешут, нельзя всему верить - но в это верится, ведь не ради удовольствия он этим делом занимается, а для безопасности Посёлка. Кто-то и такую работу должен выполнять, верно?