Константин Волков - Из блокады [СИ]

У чудовища больше нет шеи, голова повисла на каких-то белёсых канатиках. Перерезать бы их, да где же взять нож? Ну, и ладно. Едва ли этот труп теперь оживёт, а что продолжает дёргаться - пусть, это никому не мешает.

Стая ликует: оскаленные пасти, вздыбленная шерсть, горящие глаза. В битве досталось каждому, два волка погибли, у одного перебита лапа - я не знаю, сумеет ли зверь с такой травмой выжить - и всё же стая ликует! Тот, кто говорил со мной, приволок обрубленную клешню поверженного монстра.

"Твоя часть добычи"

Тяжеленная штука, грязная, и смотрится мерзко. Я взял трофей и с трудом перекинул через плечи. Чего уж, и так выгляжу неважнецки: одежда болтается мокрыми лоскутьями, на ней пятна слизи и крови, волосы спутались и слиплись, а разит от меня, как из выгребной ямы. Повисшая на плечах, будто коромысло, клешня не сильно подпортит образ.

"Великая охота"

"Большого охотника нет"

"Теперь мы Великий охотник"

Восторг и гордость: волки веселились, как молодые псы. Я рефлекторно, словно передо мной любимая собака, взъерошил волчий затылок, а зверь не отпрянул, и не ощерился. Холодный нос ткнулся в ладонь, хищник пронзил меня горящим взглядом. На миг показалось, волк завиляет хвостом, но нет - это недостойно Великого охотника.

"Я и ты дрались вместе. Тебе будет тяжело, мы придём"

- Спасибо! - поблагодарил я, и поковылял к дыре в Ограде, зияющей там, где гигантский медведь разметал частокол; я не знал, как меня встретят в Посёлке, честно говоря, мне было всё равно. С вышек глазели люди - клыковские вперемешку с пасюковскими. Это меня не удивило - сил удивляться не осталось. Хорошо, что не стреляют; сейчас радует даже такая малость.

* * *

Только что они вместе стреляли в чудовище, но, пока я ковылял в Посёлок, спустились с вышек и разделились на две неравные - барачников чуть не втрое больше - группы. У кого-то в руке появился нож, кто-то перехватил автомат за ствол, намереваясь использовать как дубинку, а у особо бережливых, видно, ещё остались патроны, эти были готовы стрелять.

Но наваждение ушло, люди опомнились; на кой чёрт сдалась эта войнушка, если двадцать лет худо-бедно уживались, махорка из одного кисета, да самогон из общей фляжки привязали друг к другу почище кровных уз. Бывало и так: навалится тоска, нехорошие мысли полезут в голову, завыл бы зверем, да не поможет. Когда тебе плохо, это всем видно, как ни скрывай - научились чувствовать, у кого что на душе. Быть может, в обычной жизни ты человека не замечаешь, встретишь на улице, и, не обернувшись, пройдёшь мимо, а он бросит вслед хмурый взгляд, сплюнет да пробурчит под нос что-то похабное. И вдруг, когда тебе совсем невмоготу, этот, почти чужой, хлопнет по плечу, скажет: "посмоли, братишка", и поделится куревом. Дёрнешься, озлишься, захочешь обругать, но чинарик возьмёшь. Посидели рядом, помолчали: затяжка, вторая - и улетела тоска вместе с сизым дымком. Посидели и разбежались в разные стороны, как бы чужие друг другу, а, как бы и не совсем.

Но подраться, выпустить пар - это святое. Проскочит меж людьми искра, один начнёт, второй подхватит, и понесётся веселье.

В такой не слишком подходящий момент я и появился. Ну, чего уставились? Рога увидели, а может, у меня копыта и хвост выросли? А-а, клешня! То не моя.

- Пришёл! Хватило наглости! - почти обрадовано закричал Слега. - Кто сомневался, что Пасюк за дело хотел удавить этого иуду? Не поверил бы, если б сам не видел, как ты с волками лижешься! Что, привёл зверьё, и никого тебе не жаль: ни баб, ни ребятишек? Всех бы отдал на съедение? Чего молчишь, зови тварей, мы не боимся!

- Дурак ты, Слега, - я скинул наземь клешню, и здоровой рукой потянул с плеча "калаш". - Это вы почём зря губите людей. А звери пришли, и ушли, при чём здесь я?

- Настал твой черёд подыхать! - раздалось из толпы. - Раз мы тебя приговорили, бегай не бегай, от справедливости не убежишь. На ножи его, братцы!

И барачники, пока несмело, двинулись ко мне.

- Оружие на землю! - я передёрнул затвор, и боль жарким пламенем ожгла покалеченную ладонь. - Слега, я не шучу, поймаешь ты свою пулю!

Остановились, кто-то даже спрятал нож за спину, но Слега почему-то не струсил.

- И стреляй, - сказал он, - всех не перестреляешь. Не боись, братва, пусть он боится. Давай с ним кончать!

"Пожалуй, на этом и всё",- безразлично подумалось мне. Остались у них патроны, нет ли - какая разница? Со мной они справятся и голыми руками. Ох, поделом. Зверей привёл? Да! Могли они ворваться в Посёлок? Запросто! А кто отбивался? Барачники. Значит, они и есть герои - вовсе не я. Ну да, я победил сколопендру - так ведь из-за меня она сюда приволоклась. То есть, я не хотел, я даже представить такого не мог, скорее всего, я, вообще, ни причём! Только чувство вины - подлая вещь, от себя его не скроешь.