Ярослав Веров - Десант на Европу, или возвращение Мафусаила

Я глянул. И сразу подумал, что это чей-то дурацкий розыгрыш, но к счастью, не сказал этого вслух. Универсальный хронометр – это такая штука, сбить которую с толку нельзя ничем. Врежься сейчас мы в поверхность Эроса, над руинами нашего кораблика в качестве надгробья будет сиять это табло! А как же? Должны же будут спасатели узнать год, месяц, день, час и миг нашей безвременной гибели? Тьфу-тьфу-тьфу, через левое плечо… Короче говоря, УХ не врал, потому что не умел. И его табло жизнерадостно извещало, что на борту начало октября две тысячи триста такого-то года! Какой, блин, октябрь… когда… когда…

Я остолбенело уставился на свою благоверную.

– Да, капитан ты мой, – грустно сказала она. – Сейчас нашему Саньке без малого двадцать лет. И все эти годы мы провели в гостях у Трикстеров! Хотя по субъективному времени мы у них были совсем недолго… Неужели ты ничегошеньки не помнишь?

– Как же не помню, – пробормотал я. – Все прекрасно помню. Радары засекли космическую эринию-мусорщицу трехкилометровой длинны. Я объявил боевую тревогу. Однако Мусорщица изменила траекторию и ушла куда-то в сторону Кассиопеи! Я дал отбой. Вот, собственно, и все! За исключением того, что Стражи сопровождения нас вдруг бросили, и я не смог их найти ни радарами, ни на частотах М-связи… С М-связью вообще какая-то хрень творится. Почти полная тишина, если не считать фона…

– Так вот, – сказала Лиз. – Между объявлением тревоги и отбоем прошло пятнадцать лет! Эринии нас потеряли сразу же, как только Мусорщица втянула в себя «Птерозавр». Наверное, Стражи пытались нас отбить, но куда им против такой мощи?!

– Пищу! – напомнил Мафу, тоном капризного ребенка. – И маслинок!

– Все – обедаем! – скомандовала супруга. – Я тоже умираю жрать хочу. За полтора десятка лет кто угодно проголодается…

А я уже умирал не столько от голода, сколько от любопытства. В голове моей не было ничего, кроме вопросов. Хотя надежда на то, что это несколько затянувшийся розыгрыш, все-таки оставалась. Мафусаил и Элизабет сговорились. Хронометр перенастроили. Уж кто-кто, а это хвостатый метакот и не на такое способен… Но куда эти шутники могли спрятать Стражей? А М-поле, как экранировали?… И потом, с чего вдруг Мафу так насобачился по-человечьи гутарить? До сих пор был известен только один случай в истории…

Ответы я получил только, когда моя команда утолила желудочную неудовлетворенность. После чего было предложено перебраться в кают-компанию, где были специальные диваны, приглушенный свет, репродукции картин лучших художников, не старше девятнадцатого века, а для кота – настоящая кошачья лежанка. Еще там была небольшая библиотека и бар с освежающими напитками. И никакого напоминания о космосе, если не считать осточертевшей невесомости.

– Ну, Мафу, – сказала Лиз, выудив из бара мягкую колбочку с грейпфрутовым соком, причем, одну, эгоистка! – Крути свое кино!

Метафелиций с откровенным неудовольствием выбрался из фиксирующего кармашка своей лежанки, и всплыл над ореховой столешницей большого овального стола в центре кают-компании. Я с интересом ждал, как это кот начнет «крутить кино». Мафу нелепо распластавшись повисел в воздухе, а потом подобрал лапы и замурлыкал: сначала тихо, а потом все громче и громче. И от этого мурлыкания перед глазами у меня поплыло, а уши заложило ватой необычайной тишины. И сквозь эту тишину, вернее, на фоне ее, возник истошный вой сирен боевой тревоги, кают-компания превратилась в рубку, а вместо полотна Рембрандта, появилось зеленое пятно ослепшего эхоскрина, на котором нельзя было ничего разглядеть, кроме гигантской туши Космической Маугли, которая…

…протянула руку и подхватила безжизненную тушку Мафусаила.

– Господи, Виг, – пробормотала она. – Он же… он же совсем холодный!

Все еще одурманеный видениями, я не сразу понял, что говорит Лиз.

– Да очнись же ты! – крикнула она. – Мафу умер!

– Как умер?! – всколыхнулся я. – Он же бессмертный!

– Вот тебе и бессмертный, – сказала сквозь закипающие слезы супруга. – Что мы скажем Шуру? А Саньке? Ведь они же так его любя-ат…

– Да постой ты! – выкрикнул я. – Дай мне его! Я его… в медбокс…

Лиз порывисто протянула мне тело трехсотлетнего кота, сама при этом отлетела к стене и сшибла минирепродукцию «Ночного дозора». Проклятая невесомость! Прижав к себе Мафу, я поплыл в медбокс. Кот был и впрямь совершенно холодным. Причем, как-то уж совсем безнадежно. Но ведь этого не должно быть! Он же почти машина. Его же починить можно!…