Алла Дымовская - База 211

Правда, кое-что Сэму вычислить удалось. Температурный режим. На лодке явственно ощущался холод, все время по нарастающей, так что стали даже подтапливать, Сэму было пожаловано теплое белье и второе одеяло. Шли теперь не на глубине, вообще не погружались в последние недели, поверху шли, и, кажется, с погодой все обстояло не совсем благополучно, тащились, как сказал Эрнст, на половинном двигателе малым ходом. Значит, курс держали на север. Это-то и странно. Если район Северной Атлантики или дальше на Норд-Кап, то почему без погружений? Ведь там кишмя кишат британские родные эсминцы, и американские крейсеры забредают с конвоями, дальше русским союзникам палец в рот не клади. А тут – не торопясь, словно на променаде в Гайд-парке, тихой сапой в неспокойном море, когда, казалось бы, нырнул– и нет проблем. Впрочем, Сэм не моряк и тем более не подводник. Он вообще на лодке первый раз, никогда до сей поры и близко не подходил, не то чтобы сунуться внутрь или прокатиться пассажиром. Но капитану Хартенштейну виднее, коли сдуру наскочит на вражеских охотников, так ему и надо, зато у Сэма будет шанс выбраться, если, само собой, он не потонет заодно с лодкой и экипажем.

И как-то вдруг в один прекрасный день, а может, вечер, пойди разбери, время считать здесь бессмысленно, лодка ход застопорила. Все, приехали, пришли, приплыли. Теперь и Сэму разрешат наверх, не держать же его здесь, словно в карцере. Он сначала маялся от нетерпения, хоть на допрос, хоть куда, осточертело в железной банке. Но Линде его никуда не пускал, говорил, нет на его счет никакого приказа, и тоже маялся сам и мечтал выбраться поскорее. И гадал вслух, чего-то там, на вольном воздухе? Стало быть, Эрнст тоже не знал ни черта, но вид делал какой-то загадочный. А чего гадать? Военная база, скорее всего, Норвегия, порт, краны, доки, ругань и охрана с собаками. Сэм это для себя так именно представлял.

На лодке пришлось просидеть еще целый день, не меньше. Пока лично капитан не пришел его освободить. Принес куртку на меху, такие же штаны и шапку и пуховые носки, кивнул, чтоб одевался. Дружелюбно, впрочем, кивнул. И тут Сэму все окончательно осточертело. Не было смысла валять дурака, наоборот, пора прекращать из себя корчить глухонемого.

– Спасибо, – по-немецки, хоть и с корявым произношением сказал, зато понятно, – за все. Жаль, что придется расставаться. С вами было не так-то плохо.

Капитан не очень и удивился, видно, ждал от Сэма порядочного подвоха. А вот Линде от потрясения остолбенел и после выругался, какого разэтакого Сэм морочил ему голову и заставлял ломать язык, если так здорово чешет на немецком. Потом, правда, заулыбался, протянул заветную фляжку. Сэм не будь дурак, не побрезговал, когда-то еще нальют, да и нальют вообще? Оказался препоганейший коньяк скипидарного вкуса.

– Мы не расстаемся, – сказал ему вдруг Хартенштейн и невесело усмехнулся. – Похоже, мы с вами здесь надолго, – и вышел прочь.

Сэм оделся, даже без посторонней помощи, Линде передал его из рук в руки блондинистому матросу, тоже облаченному во все теплое, развел руками:

– Уж простите, сопровождать не могу. У меня тут дела. Когда увидимся, еще непременно выпьем, – и похлопал себя по карману с фляжкой.

«Да ни за что! – подумал и чертыхнулся от души Сэм. – Чтоб эту отраву еще раз! Уж лучше пусть Эрнст достанет чистого спирта, иначе не видать ему компании как своих ушей».

Он вышел на мостик и немедленно зажмурил глаза. Не потому, что солнце, как раз в воздухе висела плотная туманная дымка. Но голый снег вокруг, ледяные немыслимо гигантские глыбы, словно в обители циклопов, ослепительно белые, без грязи и копоти. Он столько дней при скудном электрическом освещении, когда и побриться толком нельзя, а тут простор и день. Из-под ресниц немедленно потекли слезы, Сэм припомнил, как читал о куриной слепоте, и закрыл лицо руками.

– Возьмите, – раздался знакомый голос над его ухом.

Кажется, это капитан что-то протянул ему на ладони. Сэм приоткрыл один глаз, дабы рассмотреть предмет, и когда уже взял, понял – обычные очень темные очки, какие носят слепые шарманщики, только и разницы, что с большими мотоциклетными стеклами, их еще именуют для насмешки консервами. Настоящий полярный инвентарь. Сразу ему сделалось легче, и он смог смотреть.

Порта никакого не было. Вообще. И ничего не было. В смысле человеческого присутствия. То есть люди-то вокруг него как раз наличествовали во множестве, суетились и трудолюбиво сновали туда-сюда, словно муравьи. Но – только поблизости от лодки на самом берегу, и ясно делалось, что присутствие это их временное, будто капитан Кук высадился на необитаемый остров, и тот остров сам по себе, и Кук сам по себе, а вовсе не зашел к кому-то в гости. Пейзаж был совсем уж странный. Неземной пейзаж, разве только для дикого Севера. Правда, такого севера Сэм никогда не видел, даже в кино. Первобытная, буйная нетронутость, монументальная чрезмерность форм, лишний случался здесь человек, и его железная лодчонка тоже лишняя. Это явно была какая-то земля, а не просто льдины и айсберги, бескрайняя ледяная пустыня, и что им здесь? Нет тут ничего, и ума не надо, чтобы это понять.