Сергей Вольнов - Ответный уход

Дальнейшее Лакайф помнил фрагментарно. Иногда он отходил в сторонку, иногда отвлекался. Несколько раз старик посылал его покупать у музыкального ящика какую-нибудь мелодию, всякий раз оказывавшуюся древним блюзом, тягучим разливом будоражащих нот. Порой да-уннец попросту отлучался в туалет.

Проблемы с памятью у него начались, когда он упросил Ивана Корнеича дать ему попробовать свою смесь, обязательно с красной и жёлтой добавками. Красная оказалась приторно-сладкой, а жёлтая отвратительно-горькой, однако в целом этот коктейль имел экзотично-сногсшибальный вкус. Проглотив адскую смесь, профессиональный алкоголик долго приходил в себя, даже не вспоминая, что на самом-то деле пил виски. В ответ старик попробовал его пойла, специально слабоградусного, чтобы штатный собеседник не утерял рабочую кондицию, – и с отвращением выплюнул на пол. Сказал, что «русский человек таким говном даже рот не будет полоскать», и несколько раз подряд буквально принудил Лакайфа выпить виски, – мужской, как выразился Корнеич, напиток, «хотя настоящие русские предпочитают настоящую русскую выпивку, которой в твоей забытой провинции не сыскать», и в ответ на жадный вопрос Лакайфа произнёс странное слово, что-то вроде «вуотка»…

После этих внеплановых возлияний Лакайф практически сразу потерялся. Дальше его мозг, никак не оценивая, просто фиксировал события, да и то лишь те, которые поспевал уловить. А Иван Корнеич пустился в пространные рассуждения о каком-то списке миров. Лакайф так и не понял, что оно такое подразумевалось. То ли задание, порученное «настоящему русскому» каким-то важным генералом на какой-то войне, то ли это был личный список Ивана, куда склерозный старикан, не доверяя памяти, заносил свои собственные большие и малые потери.

– Ты, Груммиль, помнится, спрашивал, не терял ли я женщину? Да, я потерял женщину… Или женщин. Если разбираться с самим собой, то у меня и здесь целый список потерь набрался… Когда-то я потерял единственную женщину, которую любил по-настоящему. Как выяснилось, без малейшего шанса вернуть… Слышишь, мужик, сегодня я узнал, что исчез мир, в котором она живёт! Э-э, да разве ты можешь представить, как это больно, когда шансов ни малейших уже нету… А недавно в нелепом снежном мире я потерял женщину, которая по-настоящему любила меня, и я только сейчас это понял… А между этими двумя потерями я ухитрился пережить главную потерю… Маленькая женщина, которая любит меня, и при этом я её тоже люблю. Слышишь, мужик, и я её, и она меня?! Что ещё человеку надо… Да кого я только не потерял в этом бездушном космосе! Он только и знает, что подмигивать блестящими безделушками из своих чёрных глубин, да следить за каждым моим шагом из враждебной тьмы… Список моих потерь немереный. Я сам по себе, слышишь, я как бы квинтэссенция потерь всего человечества! Это я вместе со всеми нами просрал Империю, потерял планету, утратил Родину… Но в отличие от большинства, я-то чувствую, что это случилось именно со мною. Понимаешь ты?! Именно я угробил Землю, не сумел спасти…

Груммиль Сторас молчал. Если ему и хотелось что-нибудь сказать, он это желание не проявлял.

– Да ни хрена ты не понимаешь! Не терял ты этого всего, всё человечество сразу. Вот и искать тебе нехрен… А я даже… даже собственное тело потерял… – тут он резко умолк, будто спохватившись. Взметнул над столом стакан и шумно отхлебнул. Потом, будто решившись, глубоко вздохнул и добавил:

– Моя жизнь с начала этого годичного цикла превратилась в перебор позиций и отбраковывание миров. Я должен бы двигаться по генеральному списку, который нам дал этот старый каратель, но мы с маленькой потом свой собственный перечень завели, и по нему ка-ак двинули на полном вперёд, шерстить миры, соседние с исчезнувшими… додвигались. Но если посудить, то вся моя жизнь с самого начала… сплошные потери. Люди, чувства, места исчезают из меня, как… как точки из Сети.

Он вздохнул, опустошил стакан до дна и с громким стуком водрузил его на столешницу. Лицо уставшего, ОЧЕНЬ уставшего человека смотрело поверх стакана на собеседников. И не важно совершенно, что старый он, подумал Лакайф. Не возраст Ивана смертельно утомил, не долгий срок жизни. Что-то неизмеримо более изнурительное. Не срок, а ЖИЗНЬ.

– Во мне, как в линзе, сфокусировались потери всего нашего человечества. И не дают… – Корнеич хотел что-то ещё сказать, но не успел. Раздался короткий мелодичный звонок-вызов. Иван тут же перевёл персональный терминал в режим приёма информации и прочитал на дисплее долгожданное и важное, судя по враз изменившемуся выражению его лица, сообщение. Старик тотчас засобирался и принялся торопливо прощаться с собутыльниками.