Андрей Круз - Эпоха мертвых-3

- Много надо было давать. - кивнул Доценко. - Мы у нас по архивам пробежались в последнее время, выходит, что чуть не вся верхушка федеральной службы была у Бурко на кормлении. Тут же и закупки техники, оружия, снаряжения. Много.

- Так точно, много. - Пантелеев даже по столу ладонью хлопнул. - Все возможности устроить эпидемию были только у руководства компании. У них вышла всего одна промашка - ответственный за охрану лаборатории, который, как мы полагаем, должен был отвечать за сохранность исходников вируса, некто... - он глянул в пометки. - ...Некто Оверчук, получил случайный укус. После чего повел себя неадекватно, убил своих же коллег и был убит неожиданно появившимся в лаборатории Крамцовым.

- То есть ситуация пошла вразнос. - то ли спросил, то ли просто сказал Доценко.

- Именно так. Это у них было единственной и главной промашкой.

- А взрыв зачем? - спросил кто-то из тверских контрразведчиков, с погонами майора.

- Мы же их ни в чем не подозревали до сих пор. - сказал Доценко. - Да и сейчас мы реальных доказательств не имеем. Не сомневаемся - это да, верно, а вот во времена недавние с таким материалом даже в прокуратуру не пошли бы. Так, дали бы приказ на разработку, не больше. А если бы не взрыв, то тогда сомнений бы не было.

- Понял. - кивнул тот.

- Ну и в остальном мы имеем... - продолжил Пантелеев. - Случаи работорговли. Освобождение контингента из мест заключения и их вооружение. Расправы над мирным населением, в чем замечены сотрудники службы безопасности этого самого Центра, которой командует бывший генерал-майор Пасечник. Фактическая организация бандитского края, с которым в будущем еще нахлебаемся. По главному - все.

- Предложения? - спросил Лобанов.

- Предложение простое - надо наказать. - ответил Пантелеев.

- Трибуналов у нас не осталось, но единолично решение принимать не могу. - сказал генерал. - Поэтому решил собрать всех здесь и вынести на голосование. Давайте по порядку, с тверских товарищей начнем. Майор Никонов?

Невысокий худощавый майор с неприметным лицом встал, откашлялся, сказал:

- Считаю имеющуюся информацию достаточной. Бурко и генерала Пасечника предлагаю приговорить к смертной казни. Путем диверсии, потому что война никому не нужна.

- Спасибо, садитесь. - кивнул Лобанов. - Подполковник Мустафин?

Мустафин был высоким, упитанным, с широким бледным лицом, на котором заметно выделялись маленькие черные глаза:

- Информации достаточно. Мое мнение - приговорить к смерти. Но без рекламы самих себя. Информацию по перемещениям Бурко и Пасечника мы дадим, часть своих планов они с нашим командованием согласовывают.

- Понял, садитесь. Доценко?

Информацию по допросам Бурко дали еще во вторник, в середине дня. Пасечник передал ему несколько дисков и сказал:

- Тимохин раскололся. Здесь все.

- Если кратко?

- Домбровский, Берман, Биллитон и Тимохин убили этот мир, воспользовавшись вирусом "шестерка", похищенным из лаборатории.

- Взрыв?

- Организован Берманом. Хотели все свалить на дочку покойного Дегтярева, которая в "зеленых" состояла.

- Мотивы?

- Несет ахинею, но мне кажется, что просто интеллигентные люди заигрались. Ну и комплекс бога, возможность погубить мир и потом сознавать, что именно ты, такой великий, это сделал.

- Спасибо. Оставьте меня, я посмотрю.

Он заперся в кабинете и весь день, не отвечая на телефонные звонки и не выходя оттуда, смотрел и пересматривал видеопротоколы допроса Тимохина, сжимая кулаки до белых пятен. Лишь глубокой ночью, скорее уже под утро, он позвонил Пасечнику, разбудив того, и отдал уже несколько вполне конкретных приказов.

С Домбровским он увиделся на следующее утро, за завтраком, который накрыли в общей столовой "господского дома". Там обычно собирались лишь сам Бурко, Домбровский, Салеев и Пасечник, которые раньше всех отправлялись на работу. Семьи просыпались позже и ели у себя в квартирах.

Сегодня они завтракали с Домбровским вдвоем. Пасечник и Салеев ушли раньше, сославшись на дела. Бурко сумел не подать вида, что ему что-то известно. Спокойно болтал с Николаем о всякой ерунде, просил передать соль, пожимал руку, в общем, тот ничего не заподозрил.

Более того, он вообще не мог понять, как ему на это реагировать. В глубине души он был даже рад, что все произошло так, как произошло. Нынешняя его жизнь была куда интересней той, что он вел раньше. И еще он почти ликовал, осознавая, что это все же не он, не он убил этот мир, а кто-то другой. Если бы это не был Домбровский, он бы ни секунды не раздумывая, отдал бы его "Пасеке" и пусть те делают что угодно для того, чтобы искупительная жертва была принесена торжественно и кроваво. Но с Домбровским, с которым дружил с детсадовского возраста, так он поступить не мог. Несмотря на весь цинизм Бурко, такие вещи как семья и дружба по-прежнему числились у него в списке сакральных, образовывали в его душе тот маленький уголок чистого, в котором он мог прятаться от себя остального - хищного, прагматичного, жестокого.