Андрей Круз: Эпоха мёртвых. Прорыв

Полтора месяца с момента наступления Беды. Старый мир исчез, словно его и не было никогда, и даже огромный, брошенный людьми город, раскинувшийся рядом, уже не убеждал в том, что совсем недавно у нас была совсем другая жизнь. Тесный двухместный номер в старом общежитии для слушателей академии с удобствами в конце коридора казался уже привычным и даже комфортным жильём — достаточно было увидеть, как живут те, кому не так повезло.

А мы… у нас вроде всё нормально, если по новым понятиям судить. Есть жильё, есть оружие, есть машины, нас даже кормят и снабжают горючим, премируют за удачные вылазки и относятся с уважением. Есть, правда, и минусы — очень легко можно остаться без башки, и это ещё не худшая из доступных опций. Худшая — это превратиться в смердящую безмозглую тварь и так бродить по земле или валяться в мертвецком беспамятстве в каком-нибудь грязном подвале, ожидая появления добычи поблизости. Нет, лучше уж без башки, как-то честнее перед мирозданием получается, если такое ещё осталось. Потому как сам факт, что мёртвые идут по земле, чтобы питаться от живых, уже заставляет усомниться в существовании каких-либо его основ.

Если быть честным, ну хотя бы в глубине души, то надо прямо сказать — этот день я оттягивал всеми возможными способами. Не признаваясь в этом даже самому себе, я старательно и увёртливо избегал сделать первый шаг по дороге, ведущей от безопасности территории учебного центра «Пламя», куда занесла нас прихотливая судьба, до затерянного в вятских лесах ЗАТО [1] ЗАТО — закрытое территориальное образование; так называемые закрытые города вроде Арзамаса-16, работавшие в основном на оборону. Горький-16. Оранжевый пенопластовый параллелепипед размером с два кирпича, в который были запаяны титановые капсулы с так называемым «материалом», должен был быть доставлен в этот тайный город, в такой же тайный военный центр. Именно этот контейнер, хранящийся в сейфе секретной части центра «Пламя», был и главным побудительным мотивом к этому походу, и главным моим извинением перед самим собой, которое позволяло принимать решения, не всегда даже до конца моральные. У нас есть миссия — или епитимья, как хотите, так и называйте, — и она должна быть исполнена.

Тут я чуть-чуть душой покривил. Миссия, или епитимья, есть только у меня и ещё у девушки по имени Ксения Дегтярёва — именно нас судьба намертво привязала к тем роковым событиям, из-за которых погиб окружающий нас мир. И грех было бы отрицать тот факт, что немалая доля нашей вины в этом тоже есть, и если хочется ещё смотреть на себя в зеркало, не пытаясь при этом каждый раз плюнуть, то епитимью надо исполнять. Смывать кровью, как говорили в Отечественную.

Если бы всё зависело только от меня, то я бы в этот путь отправился один. Или ладно, вдвоём с Ксенией, раз уж у неё схожие мотивы, но больше никто из тех, кто входил в наш отряд, не имел ни малейшего касательства к Катастрофе. Но я точно знал, что уехать вдвоём нам не дадут. По разным причинам, но не дадут. Хотя бы потому, что мы действительно стали именоваться отрядом, причём собравшимся добровольно и уже доказавшим неоднократно своё право так называться. А хорошие отряды не разбегаются.

Не высказать своё отношение к мысли о том, что едут все, я всё же не мог, поэтому пару дней назад, после ужина в столовой, как у нас все совещания и проходят, я попросил всех задержаться. И теперь передо мной, обсев длинный стол, уставленный сейчас кружками с чаем и чайниками, сидели мои люди.

Сидела моя девушка Татьяна, бывший тренер по дзюдо, любительница мотоспорта, которая сейчас была в отряде одним из штатных механиков-водителей.

Сидел за столом мой друг Лёха, в своё время, как и я, отслуживший в Чечне, который у нас был за снайпера и главного оружейника, а рядом с ним — его девушка Вика, она у нас теперь за старшину и просто стрелка.

Сидел бывший офицер внутренних войск Сергеич, которого нам довелось спасти, и он прибился к нашему отряду, не претендуя на главные роли и старательно обучая всему нужному личный состав.