Игорь Огай - Прорыв осады

– Да, – она не почувствовала в его тоне ни угрозы, ни обреченности привести ее в исполнение. – Вряд ли предательство, иначе я бы заняла соседнюю камеру. Но… министр Итакомара слишком внимательно слушал меня за обедом, очень старательно делая вид, что верит. А этот старый лис не верит никому. Даже моему отцу не верил… И правильно, в общем, делал. Он даже обещал поведать мою историю императору, представляешь?

Да, Павел, как ни странно, представлял. История беглянки из застенка грязных безжалостных такинэ выдумывалась с расчетом именно на патологическое недоверие министра защиты высокородства. Не имея формальной возможности сразу предъявить обвинение или ограничить свободу укатэ Анетутахэ, он должен был зубами вцепиться в ее показания, кинуться проверять каждое слово, ворошить записи из разбитого летателя, копать и выкапывать улики… И терять, терять время – так нужные ей часы, а может быть, и дни, для того чтобы приготовиться, выяснить, не усилена ли охрана репликатора, подобрать оружие и снаряжение…

Боже, как же все это стало неважно теперь!

– Предательство… – произнес Павел, делая пару шагов вперед. – Оно есть, Анна. Скажи только одно – когда ты узнала?

– Узнала? – Она прекратила потрошить свой мешок. – О чем?

– О ящерах. О Хаосе, который во мне. О моем… предназначении в этой командировке.

– Что? – Она тоже поднялась. – Я… Ты что-то не то говоришь…

– Слишком рано узнал? – осведомился Павел, делая еще один шаг. – Должен был подохнуть в счастливом неведении? Сколько интаев ждут меня у дверей, десяток? Сотня?

– Ни одного… – прошептала Анна. Она еще не пятилась, но уже понимала, что слово «не то» совершенно не отражает суть происходящего. – Почему ты…

Он сделал недостающий шаг и выбросил вперед обе руки. Хватило бы и одной, но цепь… Шея у высокорожденной была совершенно беззащитной. Нежной и хрупкой. Всего-то и надо чуть посильнее сдавить пальцы вот здесь и здесь…

– Павел… – Она все-таки подалась назад, вцепившись в его кисти, пока не уперлась спиной в камень. – Подожди… Ты же…

– Когда? – перебил он. – Мы не любовники, не друзья и даже союзниками стали случайно. Но однажды я все-таки спас тебя от жертвенного огня. Ответь только ради этого – когда ты узнала? И что чувствовала, соглашаясь на план ящера? Потом я отпущу, и ты сможешь позвать интаев.

– Не… не согла… шалась…

Убивать он все-таки не собирался, да и разговор еще не закончен. И потом… безумная, бесшабашная надежда – можно ведь взять заложницу! Пройти через город и за барьер в джунгли. Пускай-ка поищут!.. А что Хаос, так ветви инков от этого хуже уже не станет…

Момент ослабления своей хватки он пропустил. Укатэ – нет. Боль в паху родилась настолько неожиданно, что он охнул и присел, сжимая колени. Простейший, вульгарнейший прием прижатой к стенке женщины… Но какой же, оказывается, действенный! Впрочем, женщина женщине рознь. Второй удар Анна провела красиво и расчетливо, как в тренажерном зале по безответной груше. Хорошо еще, что в руках ее не было мужской силы, иначе тут бы и дух вон… А так лишь кровавый туман перед глазами. Снова. В который раз за сегодняшний день?

Удар с разворота каблуком он все-таки успел блокировать. Перехватил тонкую лодыжку обеими руками, вывернул, заставляя укатэ делать выбор: прощаться с коленом или упасть…

Она успела вскочить одновременно с Павлом. Отступила на шаг, явно припадая на левую ногу. Сделала быстрое движенье кистью, вытряхивая из рукава… Ага, значит, булавку свою все-таки не выбросила. Только зачем? Не проще ли все же позвать интаев?

Он ринулся вперед разъяренным быком. Пусть колет – теперь уже все равно! Такой игрушкой не убить мгновенно, а он хотя бы свернет эту хрупкую шейку с чистой совестью…

Анна с натугой выдохнула, снова оказавшись прижатой к стене. Не сделав ни единой попытки защититься или напасть, она лишь подняла руку на уровень груди… И Павел невольно ослабил натиск, не доводя задуманное до конца всего на одно-единственное движение.

– Возьми… – выдохнула она сквозь его ладонь, закрывшую половину лица. – Лучше этим… Тогда Инти примет меня…

Он опустил взгляд. Двумя пальчиками Анна держала стилет напротив сердца, острием к себе. Черт возьми, даже этот ее отчаянный жест вышел по-королевски изящным!..

– Как скажешь, высокорожденная…

Чтобы принять рукоятку стилета, ему пришлось снова отпустить ее шею – ни единой попытки ударить или отбросить клинок. Что ж, сама выбрала. Легкий нажим и… Пожалуй, даже достанет до сердца.