Николай Чадович - Дисбат

Тоска, почему-то особенно коварная вот в такие тихие, предзакатные часы, вновь навалилась на Синякова. Чтобы не завыть волком, надо было срочно выпить.

В ближайшем магазине он купил пару бутылок вина вкупе с пластмассовым стаканчиком (пить из горлышка даже Стрекопытов считал зазорным) и вернулся в сквер.

Народу там заметно прибавилось, хотя дети и пожилые женщины исчезли. Лавочки занимали сплошь красотки в полном соку, а также представительницы более молодого поколения, которых в мире спорта принято называть «юниорками».

Все, как одна, чадили сигаретами. Дым от рабоче-крестьянской «Примы», смешиваясь с дымом от аристократических «Морэ», исчезал в кронах каштанов. Синякову даже подумалось, что при столь интенсивном и регулярном окуривании листва в сквере облетит еще задолго до наступления осени.

На Синякова все поглядывали как-то странно, что мешало ему спокойно приступить к трапезе. Можно было, конечно, предложить соседкам по стаканчику, но тогда обидятся остальные. Вон их здесь сколько! Да и наряд милиции уже дважды проходил в подозрительной близости от него. Никаких условий для личной жизни!

Тут к Синякову вдруг подсел какой-то мужчина, раньше предпочитавший держаться в глубокой тени. Чтобы освободить себе место, ему пришлось довольно бесцеремонно шлепнуть одну из девиц пониже спины. (Как отметил для себя Синяков, шлепнуть там было куда – девица уже удалялась игривой, семенящей походочкой, а ее задница все еще продолжала упруго вибрировать, как нежный телячий студень.)

– Мужик, ты по делу? – осведомился у Синякова его новый сосед, к внешности которого как нельзя лучше подходило краткое определение «хлюст».

– По делу, – солидно ответил Синяков. (А разве закусить и выпить это не дело?)

– Тогда решай в темпе. Девчонки волнуются.

– Главное, чтобы ты не волновался, – смысл речей соседа не вполне доходил до Синякова, и это начало раздражать его.

Хлюст оказался тонким психологом, а возможно, просто трусом. Его тон сразу изменился, из деловито-небрежного став заискивающим:

– Я, конечно, извиняюсь, но ты, должно быть, не в курсе. Ваши здесь уже были. Все чин-чинарем.

– Может, здесь кто-то и был, но только не наши, – веско произнес Синяков, догадавшись, что разговор нужно строить именно в таком тоне. – Когда наши придут, тебе сразу пятый угол придется искать. (Это была одна из любимых присказок Стрекопытова.)

– Ну ты даешь в самом деле… – Хлюст, похоже, растерялся, хотя виду старался не подавать. – Можно ведь и по-людски договориться… Возьми пока любую девчонку задаром. А попозже потолкуем.

Тут только до Синякова, за время добровольного заточения в стрекопытовской берлоге изрядно поотставшего от жизни, стало доходить, с кем он сейчас имеет дело и что за девицы прохлаждаются в тени каштанов.

– Ты, приятель, зря икру мечешь, – он даже хохотнул слегка. – Не за того меня принял. Я здесь чисто случайно.

– Ага. Проездом. – Хлюст покосился на ботинки Синякова, внешне ничем не отличавшиеся от обуви патрульных милиционеров. – Только вот маузер и кожанку забыл надеть…

Дабы не мешать людям заниматься пусть и не вполне легальным, но повсеместно процветающим бизнесом (одни только Нелкины успехи на этом поприще чего стоили!), Синяков решил покинуть сквер. Все равно ему не дали бы здесь спокойно выпить, а тем более отоспаться.

Припомнив прошлое, он пришел к выводу, что лучше всего его целям и устремлениям отвечает парк культуры и отдыха имени Диктатуры пролетариата – те самые «Джунгли», за контроль над которыми он сражался еще в юности.

Заросли кустарника там были столь густыми, а фонари такими редкими, что парк имел и другое название – «Сад любви». Участвуя в ежегодных добровольно-принудительных субботниках по уборке его территории, Синяков мог убедиться, что по крайней мере десятую часть тамошнего мусора составляют использованные презервативы (далее по возрастающей шли битое бутылочное стекло, консервные банки, пивные, а также водочные пробки, окурки и, наконец, макулатура разных видов).

Если кому-то случалось получить здесь перо в бок или кирпичом по голове, труп потом приходилось искать сутками.

Главными местными достопримечательностями считались: кинотеатр «Летний», впоследствии мистическим образом сгоревший во время демонстрации фильма «Нет дыма без огня»; открытая эстрада, на которой не только концерты проводились, но и разыгрывался юношеский кубок города по самбо, неоднократно достававшийся Синякову, и, наконец, танцплощадка, носившая стандартное для таких сооружений название «Зверинец».