Николай Чадович - Дисбат

– Какая разница.

– А все же!

– Один знакомый. Ныне покойный. Офицер. Неравнодушный к магии. Звали Дарием.

– Подожди, подожди… – Грошев кинулся вон из кухни, но тут же вернулся назад (судя по его виду, ни с чем). – Дарий… Царь из династии Ахеменидов… Кажется, трон его предков захватил какой-то самозванец, раньше и в самом деле считавшийся магом… Пришлось Дарию с ним повозиться… Подробности изложены в «Истории» Геродота. Была у меня такая книжонка, да я ее недавно к букинисту снес.

– На водку не хватило? – заметил Синяков не без сарказма.

– Нет, на билет в филармонию! – огрызнулся Грошев.

– Все равно ничего не понятно, – задумался Синяков. – При чем тут маг? Да еще какая-то династия Хероменидов.

– Ахеменидов, – поправил Грошев.

– Тем более… Ладно, авось и разберемся… От тебя позвонить можно?

– Звони, если телефон не отключили. Небось по дамочке своей соскучился?

– Нет, по Мартынову.

– Ты что! – Грошев едва с табурета не свалился. – А вдруг у него аппарат с определителем вызова?

– Какая разница? Ведь я звоню, а не ты. И отвечать, если что не так, я буду.

– Как же! Ответил волк за пса, вместе с которым кобылу задрал! Тебя ищи-свищи, а я к месту прикован! Никакого понятия о конспирации!

– Ух молчал бы лучше, конспиратор занюханный! Ты пойми, я обещал Додику! Кровь из носа! А без посредничества Мартынова ничего не получится. Тем более после того, что случилось.

– Дался тебе этот Додик! Тряпка он! Приспособленец! И нашим, и вашим!

– Зато ты у нас идейный борец! А если он чихать хотел на вашу политику? Другие у него интересы! Кроме того, Додик мне жизнь спас. И вообще, отстань! Мало тебе в молодости на орехи доставалось? Могу еще добавить!

– И ты такой же! – горько скривился Грошев. – Апологет насилия! Глумослов! Сквернавец!

Как всегда, от избытка чувств его потянуло на любимого Даля.

Жизнь Синякова за последнее время была столь насыщенной, что он успел лишиться и денег, и документов, и многих других ценных вещей, не говоря уже о материалистическом мировозрении и некоторых иллюзиях, свойственных человеку его возраста. Поэтому, приступая к поискам бланка, на котором были запечатлены адреса и телефоны бывших однокурсников, он на успех не очень-то рассчитывал.

Однако искомая цидулка оказалась там, где ей и следовало быть – в заднем брючном кармане. Правда, рукописный текст немного расплылся от воздействия воды (о это памятное купание в речке Свиристелке, родной сестричке Леты и Стикса!), но еще вполне читался. Наверное, служащие справочного бюро использовали особо стойкие чернила, недаром их услуги обходились так дорого.

Набирая номер Мартынова, Синяков волновался так, будто бы подбирал отмычку к замку чужой квартиры. Ответили сразу, но женским голосом. Вячеслав Иванович домой еще не вернулся, а его служебный телефон посторонним знать не полагалось. Однако если нужно передать что-то важное, то пожалуйста, диктуйте.

– Очень важное, не сомневайтесь. Передайте, что звонил Синяков. Си-ня-ков, – повторил он по слогам. – У меня к Вячеславу Ивановичу дело государственной важности. Убедительно прошу связаться с ним. А я перезвоню через десять минут.

Личный контакт с бывшим приятелем в планы Синякова отнюдь не входил. Он всего лишь собирался передать ему послание Додика, а там что будет, то и будет. Мартынов хоть и подлец, но не дурак. Поймет, что за документ попал в его руки. На этом ведь и выслужиться можно! Хотя кто знает, на чем они там в своих высших сферах выслуживаются. Скорее всего на интригах и лакействе.

Если Синякову сейчас позволят связаться непосредственно с кабинетом Мартынова, тот при желании всегда найдет способ вычислить координаты собеседника. А от этого ни Синякову, ни Грошеву лучше не будет. Значит, придется провести кое-какие предварительные мероприятия. Недаром ведь хозяин квартиры совсем недавно заикался о пользе конспирации.

Первым делом Синяков приготовился к возможному аресту – удалил из карманов все, что могло дать зацепку ретивым следователям, волшебную иголку засунул в боковой шов брюк, а шаманский порошок рассовал по сигаретам, благо у Грошева нашлась початая пачка «Примы». По его представлениям, курить за свой счет не возбранялось даже в камере смертников.

Едва только все та же женщина (супруга, дочь, домработница?) сообщила Синякову служебный телефон Мартынова, на манер двоичного кода сплошь состоящий из нулей и единиц (наверное, нынче это был особый начальственный шик), как он стал собираться в дорогу.