Николай Чадович: Особый отдел и пепел ковчега

– Его дружки из высших сфер… Скорее даже не дружки, а подельники. Спасая Обухова, они уже перепробовали все средства. Особый отдел для них как бы последний козырь. Вот и нашли подход к Горемыкину. Ты же наши порядки знаешь…

– То, что Обухова пытаются спасти даже в столь безнадёжной ситуации, говорит в его пользу. Но наличие в преступлении корысти свидетельствует против него. Я бы на месте джинна-мстителя придумала что-то другое. Например, оскорбила какую-нибудь национальную святыню или изнасиловала всенародно любимую артистку. Представляете, какой бы резонанс это вызвало!

– Нынешние артистки сами кого хошь изнасилуют, – буркнул Кондаков. – И учти, похищенные Обуховым деньги до сих пор не найдены. Он всё валит на джинна.

– Кто внёс за него залог?

– Какой-то благотворительный фонд. Скорее всего подставные лица… Хотя деньги оказались чистыми.

– Давайте пока оперировать фактами. – Пальцы Людочки забегали по клавиатуре ноутбука. – Обратимся к личному делу Обухова… До восемьдесят третьего года в его биографии нет никаких изъянов. Служил честно, в карьеристах не числился, имел репутацию порядочного человека.

– Не было возможности урвать, отсюда и честность, – возразил Кондаков. – В Обухова не джинн вселился, а банальная человеческая алчность. Видела бы ты, какое бессовестное стяжательство процветало тогда в Афганистане!

– Спорить не буду. Но всё, что касается Обухова, – это пока лишь ваши домыслы. – Людочка всматривалась в строчки, мелькавшие на экране ноутбука. – Полевой командир Хушаб Наджи действительно существовал, хотя причиной его гибели называют междоусобные распри пуштунских и таджикских племенных группировок… А с чего вы взяли, что он был исмаилитом?

– Уж и не помню, от кого я это услышал. Но речь шла о том, что если каждого шиита считать фанатиком, то исмаилиты – фанатики вдвойне. Неудивительно, что джинны для них – реальные существа, созданные аллахом из чистейшего пламени.

– Спустя примерно год после смерти Наджи у Обухова начались неприятности, – не спуская глаз с экрана, продолжала вещать Людочка. – Ему предъявили целый букет обвинений. И утрату бдительности, и служебные злоупотребления, и самоуправство, и многое другое. Некоторое время он находился под домашним арестом в офицерской гостинице, а потом был отправлен в Союз. Тут опять начинается грязная история. Покидая Кабул, Обухов напросился сопровождать гроб с телом сослуживца. Он благополучно доставил груз «двести» до места назначения, присутствовал на похоронах, но на новое место службы так и не явился. На этом военная карьера Обухова закончилась. Спустя год, когда к погибшему офицеру собрались подхоронить мать, могила оказалась пустой. Гроб пропал.

– Обухов спёр, – безапелляционно заявил Кондаков. – Больше некому.

– А что там могло быть?

– Да что угодно! Деньги, наркотики, золото.

– Почему же он не вскрыл гроб в пути?

– Значит, не сумел. Гробы доставлялись на военный аэродром Ташкента, а оттуда рассылались по всей стране. Опять же самолётами. Официальным получателем являлись военкоматы… Да и не вскроешь цинковый гроб без специальной аппаратуры. То есть вскрыть-то вскроешь, но обратно не заваришь. Вот Обухов и решил зря не спешить. А после похорон своё черное дело сделал. Хорош гусь… Что там дальше?

– Дальше – дорога к процветанию. Хотя и постоянно сопровождаемая скандалами. В настоящий момент личное состояние Обухова превышает похищенную сумму чуть ли не на два порядка. Позарился на сущую мелочь…

– Ну и что? Шура Балаганов, став богачом, украл в трамвае кошелёк с двумя рублями. Привычка – вторая натура.

– И всё же нам придётся этого джинна из-под шкуры Обухова извлечь, – сказала Людочка. – Или доказать, что там его никогда и не было.

– А не боишься, что джинн потом вселится в тебя? – усмехнулся Кондаков.

– Нет. Джинны не микробы. И даже не чесоточные клещи. Аллах наделил их разумом и бессмертием, но лишил свободы воли. Исполнив свой долг, они присоединяются к сонму собратьев, населяющих семь небес, распростёртых над землёй.

– Тогда я за нас с тобой спокоен. Будем дожидаться сообщений от Цимбаларя.

Возле ворот следственного изолятора, видевших на своём веку больше слёз, чем гора Голгофа, Обухова дожидалась вереница роскошных лимузинов. Можно было подумать, что здесь собираются чествовать какую-нибудь кинозвезду, пусть и без военного оркестра, но с цветами, шампанским, спичами и экзальтированными поклонниками.