Эдвин Табб - Технос

— Вы — Лимейн?

— Я — гроуэр Лимейн, — ответил он чуть громче, чем следовало.

— Здесь вас дожидается один человек, чтобы передать послание. — Как и солдат, офицер был предельно лаконичен. Он повернулся к Дюмаресту. — Говорите.

Квендис оглядывал незнакомца. Тот был одет в тунику с длинными рукавами, брюки, заправленные в высокие сапоги. Вся его одежда была серых тонов. Черты лица незнакомца были твердыми, даже тяжелыми, словно вырубленными из камня. Очень волевой, выдающийся вперед подбородок и неожиданно мягкие губы. Квендис подумал, что это лицо может принадлежать человеку, который с юных лет привык рассчитывать только на себя, на свои силы и опыт, а не на поддержку Гильдии или Семьи. И этот человек должен сообщить ему какое-то известие! Боже! Дай ему силы и ума правильно оценить ситуацию; не выложить ничего лишнего, чтобы самому не погореть и не потащить за собой его, Квендиса! Слишком все сложно и запутанно, а постороннему понять это сразу очень трудно!

— Я от вашего брата, — медленно произнес Дюмарест. — Он мертв, и сделать уже ничего нельзя.

Карл — мертв! Квендис чувствовал, что его плечи дрожат и он не может сдержать рвущийся из глубины стон отчаяния и боли. Он слишком любил Карла и слишком во многом виноват перед ним! Квендис старался взять себя в руки, зная, что таможенный офицер внимательно следит за каждым его жестом, взглядом и словом.

— Вы принесли тяжелое известие, — проговорил он, обращаясь к Эрлу. — А что Карл просил передать на словах?

— Он просил простить его. Объяснил, что был слишком юн тогда, чтобы правильно оценить выбор Сюзанны. Он просил передать также, что он любит вас обоих и полагает, что она сделала правильный выбор.

Черты лица Квендиса обозначились резче, посуровели.

— Я очень признателен вам за то, что вы передали мне последние слова родного мне человека, — произнес он медленно. — Как вы, наверное, смогли догадаться, мы жестоко поссорились перед разлукой и расстались обиженные и разгневанные. Я был бы очень признателен вам, если бы вы рассказали мне и жене о последних часах его жизни. Окажите нам честь и будьте нашим гостем.

— Можете пройти, — обратился инспектор к Эрлу. — Я отметил ваши въездные документы. Вы обязаны отметиться на таможне через семь дней.

Он взглянул на Квендиса:

— Вы ответственны за его пребывание в городе.

Офицер развернулся и направился в свое рабочее помещение. Квендис проводил его глазами, затем посмотрел на Эрла:

— У меня здесь летающий кар. Если вы не против, мы отправимся сейчас же и скоро будем у меня.

Кар был небольшим и предназначался для деловых поездок. Размеры его были приблизительно шесть на двадцать футов; высота борта — около трех. На одной стороне располагалась кабина, защищавшая от непогоды приборы и руль управления. Остальной площади вполне хватало, чтобы достаточно комфортно разместить трех пассажиров. Квендис возобновил разговор, только когда быстрый полет, сопровождавшийся порывами ветра и перестуком приборов, сменился мягким планированием над полями, простиравшимися, казалось, до самого горизонта.

— Как ваше имя?

Дюмарест ответил и, немного помолчав, продолжил:

— Ваш брат умер на Кловисе. Должен ли я сообщить вам правдивые факты его смерти, или мне продолжать лгать?

— Мне нужна правда.

И Квендис услышал рассказ о трудных последних часах, которые Эрл провел с его младшим братом. Его лицо оставалось спокойным, лишь руки чуть крепче, чем следовало, сжимали рычаги управления.

— Печальный конец, — подытожил он, когда Эрл окончил свой рассказ. — Вам, пожалуй, придется смягчить некоторые подробности этой истории, когда вы будете рассказывать ее моей жене. Она слишком любила Карла.

Он немного помолчал и добавил:

— А теперь можете передать мне послание. То, что просил Карл.

— Он очень хотел, чтобы вы услышали следующее: по-прежнему нет ответов относительно Шема, Делфа и Кловиса. Для меня это лишь набор слов, не имеющий смысла.

— И тем не менее, вы лгали инспектору на таможне, — скороговоркой произнес Квендис, — почему?

— У меня были на то свои причины, — ответил Эрл. Он слишком отчетливо видел на таможне высокие стены, окружавшие взлетное поле, все ближайшие окрестности, буквально наводненные вооруженной охраной, которая пристально всматривалась и вслушивалась в слова каждого прибывшего. И еще он прекрасно чувствовал страх, опасения собеседника, что он скажет что-то лишнее, что повлечет за собой необратимые тяжелые последствия. Поэтому ему показалось правильнее солгать в той обстановке слежки и напряженности, поскольку переданное через него послание могло нести двойной смысл, а Эрлу не хотелось оказаться вовлеченным в местную политическую борьбу.