Александр Маслов. Земля без Пощады.

– Значит самого Эдю, – решил Гусаров, прикрывая линзу фонаря: не стоило выдавать себя лучом света. Мелочь, но когда речь о собственной жизни, даже комариная плешь имеет значение. – Трофим, скорее всего, труп, – продолжил он, вспомнив, как после его удачного выстрела, раскинулся самоволец под валуном. – Вряд ли бы они тащили его. Зачем им покойник? Скорее Ургин перед смертью успел крепко подпортить Бочкарева. Вот они и волокли его. Что там еще?

– Вот что думаю: может они недалеко ушли и оставили где-то здесь снайпера? А? Поэтому следы пятерых, – татарин сунул фонарик в карман. – Посмотреть для верности труп Трофима?

– Лучше поглядим на кой хрен костер, – Олег не допускал, что на ночь глядя Бочкаревская шайка оставила здесь кого-то одного. Кто ж подпишется стать таким героем, да по серьезному рисковать задницей?

– Шмотье жгли, вот зачем, – угрюмо пояснил Сейф и встал.

Они поначалу с опаской подобрались к огоньку, бившемуся между камней. Вроде есть уверенность, что выродки пещерные удалились достаточно далеко, но страх-то живет и страх немалый: когда темнеет, человек у костра слишком удобная цель. После недолгих сомнений Гусаров подтолкнул ногой несколько не прогоревших сучьев – пламя легко занялось. И вот видны следы злодейства самовольцев: куски обгоревшего брезента – палатка, укрывавшая когда-то от стужи, вот черные хлопья от спальников и одежды Кучи или Сейфа, судя по лоскуту джинсовки, вот только застежки от рюкзака Ургина, всякая металлическая мелочевка, пластмасса, сплавившаяся жирной кляксой, лопнувшие от жара аккумуляторы. Последнее особо удивило Гусарова: батареи, тем более аккумуляторные ходили в приличной цене, почти как патроны. Не глупо ли их было жечь? Не разглядели чего в спешке пещерные, поторопились в костер?

– Они шкуры спалили! – до опасного громко воскликнул Асхат. – Ну смотри что твориться!

Олег цыкнул на него – чего орать, ведь на тропе, а не в кабаке за стенами Оплота – и зашел с другой стороны огнища. Под обугленными сучьями серел кусок мохнатой шкуры мерхуши. Скорее всего, все три сгинули в огне. А если в огонь ушел столь ценный мех, то о волчьих шкуренках и речи нет – сожгли в первую очередь.

– Это что ж за ерундень получается, Олеж? – прошипел Сейфулин. – Товар наш не загребли – побрезговали. И перловку выкинули, – он стукнул ружейным стволом по осколку стеклянной банки. – Может я – дурак? Объясни, что твориться? Зачем, потребовалось нападать на ходоков, если товар не нужен?!

– Да взяли они часть товара. Но не все. Предпочли уйти налегке, чтобы быстрее к Берлоге. Отойдем от огня, – Гусаров шагнул под покрытие скалы. Ситуация действительно казалась кучерявой. Шкуры пожгли и аккумуляторы без жалости в расход – то есть самое объемистое и тяжелое. Медикаменты (их немного хранилось в рюкзаке Кучи) взяли – нет, чего уже гадать. Забрали, конечно, патроны, и золото. Золота аж полтора кило, часть самородками, часть украшениями. За большую часть золотишка Ургин был в личном долгу перед Штуфом – тот рассчитывал на свою долю порохом и монетой, по возвращению ходоков в Оплот. Стоил презренный металл теперь не столько, как в райские времена до Девятого августа, но когда в Самовольных Пещерах предприимчивый Михаил Иванович на пару с Хряпой наладили выпуск монет, цена его обрела вполне осязаемую реальность. За пятнадцатиграммовую монетку если в Пещерах, то можно приобрести банку тушенки или приличный куль муки, а можно и мороженую рыбку. Малый кругляш в пять грамм шел за пол-литра самогона, не хочешь самогон, бери пару-тройку патронов под нарезное или пяток любого калибра для гладкоствольного. Можно, разумеется, сухарями, грибами или порохом да свинцом. За серебряные копейки торговали нитками, бумагой и старым тряпьем или всякой неважной мелочевкой. В Оплоте, тем более в Выселках цены сложились другие – дороже. Но главное золотые и серебряные кругляши с оттиском Михаил Ивановича Скрябова пошли в оборот, их признали все верховоды поселений; монетки обретали важность, их принимали почти везде на известной обитаемой территории, что удобно не только для торгашей. И цены кое-как выстраивались. Как говаривал с важностью Скрябов: определялся прейскурант, а за ним поднимет голову экономика. Экономика, надо понимать, удобная для верховод и тех, у кого есть что-то за душой.

– Патроны и золото точняком взяли, – заключил Гусаров, будто у татарина смели шевельнуться сомнения на этот счет.