Ник Харкуэй - Мир, который сгинул

Перед нами четыре охранника, все вооружены. Не успеваем мы подойти, как они исчезают: команда Вазиля приходит первой. Истинный француз, Вазиль в полном восторге от происходящего и машет нам рукой. (В холмах за заводом выскакивает очередной чертик: «ВОТ И Я!» – затем взрыв, чили по ветру, бешеные утки и гуси. Световые эффекты, крики, неразбериха.) Жилое помещение для приезжих молочных боссов. Стекло бронированное, двери заперты (как и ожидалось). Команда Вазиля приготовила на такой случай циркулярную пилу. Поднимается оглушительный скрежет. Ребята Тобмори Трента взрывают что-то на другом конце участка, и нас прикрывает вой еще нескольких сирен. Безупречная синхронность. Мы входим. К нам бежит очередной охранник, и один из солдат укладывает его выстрелом в голову. Мы убили первого человека, и меня это коробит. Гонзо бы не коробило. Гонзо – секретный агент, настоящий профи. Быть может, расставшись со мной, он лишил себя роскоши сожаления. Пуля осталась у охранника в голове, поэтому кровь не хлещет, а сочится тонкой струйкой.

Дальше уже спокойней. Пол мраморный. В середине вестибюля плещет фонтан, вокруг журнальных столиков хитроумно расставлены стильные диванчики, под стеклом растут очень древние бонсаи. Обстановка недешевая. Пять звезд. Мне становится неловко за свой внешний вид – какой вопиющий моветон! Сейчас выйдет метрдотель и попросит удалиться в номер и надеть что-нибудь поприличнее. Пустые мысли. Трясу головой, гоня их от себя, и шагаю за Элизабет. (Меня не покидает беспокойство, а любое беспокойство – это предупреждение. Хоть сам страх беспочвенен, что-то здесь неладно.) Сэмюэль П. ведет нас по служебному коридору.

Лестничные пролеты и несчетные фойе с дорогими коврами. Отвлекающий маневр удался на славу – охрана либо ушла, либо не обращает на нас внимания. Либо готовит что-нибудь неприятное. Первый этаж, второй, третий. (Не пойму, в чем дело, но волнуюсь. Из-за охраны?) Номера для гостей. Вазиль одну за другой распахивает двери слева, Сэмюэль П. – справа. Нет, пустяки. Иди в следующее крыло. Найди бея. Нет, нет, вот опять. (Чего-то не хватает. Что-то неладно . Вроде охрана, а вроде и нет. Мины-ловушки? Нет. Вербы тут ни при чем. Принюхайся… Нет, не то!)

Сэмюэль П. распахивает дверь, и за ней оказываются пятеро здоровых ребят с пушками. Один из них сидит. Вазиль ныряет в комнату, и начинается свалка. Его люди, бельгиец и испанец, врываются следом. В воздухе летают кулаки и ноги. Мы присоединяемся. В следующий миг все кончено. Я даже не успеваю никого ударить – только пригибаюсь, а моего противника уже нет. Легче легкого. (Слишком все просто. Эти люди – обыкновенные солдаты, хорошо обученные, но не более того. Гумберт Пистл не принимал участия в их подготовке. Слишком просто. Я готовлюсь к худшему.) Элизабет Сомс тоже чует неладное. Ее глаза горят тревогой – не страхом, а ожиданием. Самое трудное еще впереди. Она стучит в дверь спальни.

– Есть кто живой?

Дверь приоткрывается. На пороге стоит Захир-бей – поседевший, похудевший и измотанный, в банном халате. Завидев нас, он распахивает дверь, испускает клич и отплясывает победный танец. Вазиль пытается его утихомирить: сейчас не время, mordieu! [15] Черт возьми! ( Фр. ) Но бей продолжает плясать вокруг француза. Сколько лет сколько зим! Как же я рад вас видеть. Да-да, конечно, я сейчас умолкну, буду тише воды ниже травы, даже лучше! Ха! Как мышка! Нет, как блоха, пролетающая мимо орлиного глаза мыши (если у мыши вообще может быть орлиный глаз): словом, я воплощение незаметности! Что? Когда? Прямо сейчас!.. Ну да, да, разумеется. Ш-ш-ш…

Наконец он унимается и шепчет, что нам, наверное, пора идти. Я, видите ли, допустил ошибку… Доверился… Тут взгляд бея падает на меня, он присматривается и видит… что-то. Я протягиваю ему руку. Он жмет ее и тоже чувствует что-то знакомое.

– Захир-бей, – говорит он, прощупывая почву.

– Мы знакомы. Вы, наверное, не помните, это было очень давно.

Бей, не отпуская моей руки, прислушивается к своим ощущениям, как мясник, ощупывающий тушу. Скользит взглядом по моим плечам, спине, лицу. Несильно толкает меня, и я уступаю – мягкий стиль. Тогда бей притягивает меня к себе и уворачивается – я двигаюсь следом, легко, как бабочка. Наши руки сдвигаются на пару дюймов, не больше.

– Вот как. Теперь все ясно. Понял, понял… Мог бы сразу догадаться! Ты – это он, а он – это ты, и вы оба уже не те, что прежде… – Бей улыбается моей растерянности. – Я много лет прожил с Найденной Тысячей. Уж новых-то узнавать научился!