Михаил Белозеров: Черные ангелы

Да и на это раз диктор, не развивая темы, перешел на слухи об американских штатах, причиной вымирания которых оказалась всего лишь трансгенная еда: ах, кризис, ах, в их домах темно и холодно, ах, их машины не заводятся, ах, их самолеты не летают. Об истинной причине — 'большой апрельской катастрофе 2028 года' уже все забыли, ибо это политически невыгодно. Какое правительство возьмет на себя ответственность за то, что не следило за небесами? А с трансгенной едой проще — козлами отпущения стали компании, выпускающие некачественную продукцию, а также партия, которая ее санкционировала. На этом тоже можно долго играть. Это даже сплачивает нацию, если есть, кого сплачивать, конечно.

'Почти двухвековое употребление искусственных продуктов питания привело к уменьшению населения США на треть… климат… пески… пустыня… все, кто мог, давно отбыл в лучшие края'. Лучшими краями, разумеется, был Марс с его большими городами и искусственными морями. Правда, теперь мало кто помнил, что моря все-таки рукотворные, а города так молоды, что их пришлось стилизовать под старину. В результате вы могли жить в одном городе и на Невском, и на Пикардилли (ходить друг другу в гости), не говоря уже о Патриарших прудах, вокруг которых селились исключительно одни москвичи. Лично меня устраивал пригород нового Питера, через который петляла даже своя Нева, которая вытекала, сами догадайтесь, откуда — конечно, из Ладоги. Я жил на Беговой. Из окна открывался вид на Нью-Васильевский, и казалось, что он стоит по колено в море. В марсианской Лахте у меня был двухэтажный дом. Я имел два аэромобиля, тейлацина по кличке Бес и счет в банке на сто тысяч марсианских рублей, к которому по решению суда теперь не имел доступа. Так что Полина, в отличие от меня, была обеспечена всеми благами цивилизации.

Не успел я выбраться из-под душа, как весь мир стал липким, и каждая пора моего тела кричала: 'Вернись на Марс! Вернись на Марс, где сухо и тепло!..

У меня еще оставался контрабандный кофе, и я варил его в медной турке, которую оставил Мирон Павличко — мой первый напарник по работе. О судьбе этого человека я давно уже ничего не знал, только однажды в коридоре за панелью обнаружил древний револьвер в прекрасном состоянии, коробку с патронами и какой-то металлический диск с дыркой в центре, отполированный до зеркального блеска. Кто-то подпилил у револьвера спусковой курок, из-за чего он получился 'мягким' — каждый второй выстрел происходил дуплетом. Отдача была влево и вверх. Я очистил его от пыли и хранил, сам не зная зачем, в прикроватной тумбочке. Диск же я использовал как подставку под турку. И вот что удивительно, он совершенно не нагревался и на нем не оставалось никакой грязи и никаких царапин, хотя явно был сделан из какого-то металла. Эти странные его качества некоторое время меня забавляли, потом я забыл о нем, как забывают о ненужной вещице, хотя порой, когда было лень вставать, употреблял его в качестве зеркала.

По телевизору показывали старинный фильм позапрошлого века, где герой — частный детектив очень похожий на меня — такой же идеалист, разоблачал шайку мошенников. Я любил смотреть такие фильмы и однажды сделал очень любопытный вывод: оказывается, за сто с лишнем лет человечество не изменилось. Абсолютно! Мне не приходилось рассчитывать на снисхождение суда, а значит, придется торчать здесь в лучшем случае еще год. Теперь в каждом примере я видел знак судьбы, а в знаке — предопределенность. Дело в том, что об этом не думаешь, пока это тебя самого не касается.

Сегодня я надел полосатые шорты до колен и белую футболку, которая эффектно подчеркивала мою черную бороду.

Дождь перешел в ту стадию, когда не надо пользоваться зонтом, однако во дворе, усыпанном лепестками клематисов, я тут же промок от града тяжелых капель, упавших с плоской вершины ливанского кедра. В его ветках мелькнула рыжая белка. Земляничное дерево было усеяно встрепанной стаей рогоклювов. Я сорвал пару ягод и бросил в рот. Ягоды оказались водянистыми и безвкусными. Спешить было некуда. До десяти в редакции один главный — Алфен. Потом приходил Лука, а потом до вечера с заданий тянулись все остальные. И я в том числе. Можно было вообще не ходить, но дома было скучнее.

В арке, где пахло гнилыми фруктами и овощами, я столкнулся со знакомым полковником в отставке.

— Прекрасно выглядишь! — воскликнул он.

Я не знал, что надо отвечать в таких случаях. Он был слишком маленького роста, чтобы в моем представлении быть бравым военным, и, ей богу, я никак не мог понять, куда он всегда клонит. Пару раз он предлагал 'кутнуть в холостяцкой обстановке', но вызывал у меня своими намеками странное чувство брезгливости. У него было одно хорошее качество — он был вегетарианцем, так что в местном климате у него не возникало проблем с питанием.