Михаил Белозеров: Черные ангелы

Никто не заметил, как я пришел. Никто, кроме главного. Он сразу махнул мне рукой, и я, открыв дверь, сунул морду:

— Здравствуйте, шеф!

— Заходи, заходи, Сператов… — быстро произнес он.

У главного в кабине над портретом президента висел лозунг: 'Не надо подлизываться к власти! Надо обеспечивать себе политический тыл! Кто-то из умников зачеркнул слово 'тыл' и наискось написал — 'зад'. По-моему, Алфен до сих пор делал вид, что ничего не замечает.

В главном чувствовалась старая санкт-петербургская закваска. Его любимая поговорка: 'Давайте попробуем… говорила о мягком характере, но вы ошибетесь, если решите, что ваши умозаключения верны. Дело в том, что главный никогда не ошибался. За тридцать лет сидения в главных он больше полагался на свои инстинкты, чем на здравый смысл. Главное, что здравый смысл и инстинкты в нем совпадали. А это говорило о безупречности суждений и высоко ценилось акционерами газеты. Разумеется, они понимали, в кого надо вкладывать деньги.

— Беги в кассу за командировочными — полетишь в Севастополь, там разбился какой-то диковинный объект. Я договорился с военными. Завтра туда идет 'борт'.

— Шеф, в который раз? А вдруг это действительно правда? — спросил я не без подковырки.

— Нам сообщили — мы отработали, — терпеливо объяснил Алфен.

Никто ни во что не верил: ни в людей в черном, ни в маленьких зеленых человечков. Все знали парадокс Ёми: с одной стороны мы, вроде бы, до сих пор не услышали других цивилизаций, с другой — их не может не быть. А астросы? Очередной скучный миф!

Примерно все так и рассуждали. И я понял, что грядущая командировка это заказ сверху — население должно знать, что творится в провинциях, а у властей должна появиться иллюзия, что они не зря едят свой хлеб, управляя страной в последней стадии развала. Я уже застал конец процесса. Если между городами еще сохранилась какая-то связь, то что делается в промежутках между ними, никто не знал. Вы прилетаете в Озерск на Урале или в Бодайбо Иркутской области, там нет властей, но стоит гарнизон, и ты имеешь дело с генералом, а вокруг на сотни километров пустыня — дороги заросли непроходимыми лесами, реки превратились в океаны воды. Поговаривали, что на Таймыре уже бродят стада слонов, а на Кольском в бассейне Харловки водятся бегемоты. Но информацию никто не мог проверить. Впрочем, откуда им там взяться? Север — есть север. Доска, треска и тоска.

Я закрыл дверь редакторской коморки и отправился искать Леху-фотографа, который должен был мне десятку. Я решил, что теперь-то удержу ее из его командировочных. Но в коридоре перед его владениями меня перехватил юноша в тельняшке — Юра Дронский, контактер астросов, как надеялся я (последнее время на этом многие были помешаны), иначе общение с ним теряло всякий смысл.

— Избавь меня, — попросил я его, — избавь меня от своих историй…

— Н-у-у-у… Викентий Павлович…

— Я умер, — сказал я, делая попытку обойти его слева, но не учел, что он поднаторел в редакционных кознях.

— Типун вам на язык, — чему-то обрадовался он, загораживая мне дорогу и даже пытаясь удержать за рукав футболки.

— Ты к Сашке Губареву подходил? — спросил я терпеливо, рассматривая его унылое и одновременно возбужденное лицо с фанатично блестящими глазами.

Губарев был штатным уфологом и по долгу службы должен был выслушивать бред внештатников. Однако два или три года занятия подобной тематикой сделали из него беспросветного пессимиста. На все его просьбы 'снять с него груз метафизики', главный только отрицательно крутил головой, и я тихо радовался, чтобы в редакции оказался человек, стоящий ниже меня по иерархии, иначе ехать мне сейчас в мокрые леса Карелии, а не лететь в славный Севастополь, где плескалось темное, как вино, море.

— Подходил… — невольно покривившись, ответил Юра.

— А к Тане Малыш? Она в курсе…

— Подходил… — Он тяжело вздохнул.

— Ну тогда все… — развел я руками. — Тема закрыта. — И добавил, глядя на его разочарованное лицо: — Что же ты от меня хочешь?

— Викентий Павлович, только вы можете мне помочь… — завел он старую песню.

Стоило один раз побывать с ним на месте 'посадки' где-нибудь на Лахте и промаяться до рассвета, как вы становились единоверцем и вынуждены были выслушивать доморощенные теории, которые не имели ничего общего с последними открытиями в этой области, ибо какой интерес в том, что уже известно.

— Не могу, — ответил я. — Не могу, понимаешь?

— Викентий Павлович, я вас не подведу.