Михаил Белозеров - Гибель Марса

-- Кто, мы? - спросил полицейский.

-- Я и мои друзья.

-- А?..

-- Не терплю порталов...

Ну да, кому приятно быть перемещенным во времени и пространстве, пусть и не разложенным на элементарные частицы, но, тем не менее, не принадлежащим себе. К этому времени считалось, что порталы устарели. Существовало даже какое-то зеленое движением против них. Я не особенно вникал в суть проблемы. По мне лучше тащиться от парковки пешком, чем предлагать свое тело какому-то бездушному аппарату, хотя в нем и использовался принцип стоячих волн. Свой портал я давно превратил в кладовку для удочек и сачков. Еще в нем пылился зеленый плащ и большие резиновые сапоги с желтой рифленой подошвой..

-- Нам позвонили соседи...

-- Они мне завидуют -- на прошлой неделе я выиграл двести тысяч.

Полицейские оценили мой юмор.

-- Тогда понятно, -- сказал словоохотливый, нерешительно пожевав губами.

Второй, который так ничего и не произнес, разочарованно разглядывал окна второго этажа. Надеюсь, Лехе и Рему Понтегера хватило ума не высовывать носа.

-- Покажите документы, -- попросил полицейский.

Я закрыл дверь, тем самым давая понять, что ничего интересного в доме нет, хотя в нем, конечно, воняло, как в китайском притоне, а в тумбочке для обуви лежал огромный черные пистолет с вычурной скобой, и подошел к "яузе". Единственное, мне оставалось надеяться на чудо, ведь машина принадлежала ни кому-нибудь, а долбанному комиссару Ё-моё, который чуть было нас не угробил. Так оно и произошло: в бардачке я обнаружил странный пропуск с красной полосой по диагонали.

-- Ну что? - спросил тот полицейский, который до этого молчал. Он все еще надеялся меня в чем-то уличить.

-- Вот... -- выбравшись из машины, я протянул документ.

Их лица вытянулись. Они даже стали по стойке смирно и перестали дышать.

-- Сразу бы так и сказали... -- укорил меня словоохотливый полицейский, снова пожевав губами.

-- Мы сообщим соседям, что у вас разрешение. Вас не будут тревожить, -- подытожил второй.

-- Сделайте одолжение, -- попросил я, удивляясь силе пропуска с красной полосой по диагонали.

Они синхронно приложились к фуражкам и удалились, ненавидя меня всеми фибрами души. Я собрался уже вернуться на кухню, чтобы насладиться обществом Леха Круглова и Рема Понтегера, как из-за поворота вывернула вишневая "крымка" Полины Кутеповой, и сердце мое по старой привычке сладко екнуло. Но я не сделал того, что должен был сделать, то есть не подошел, чтобы поцеловать ее, ибо между нами все было кончено. Она же даже не удосужилась выйти, а только открыла дверь и выпустила Росса.

-- Иди... -- сказала она самым зловредным тоном, на который только была способна, -- твой непутевый хозяин уже приехал.

-- Могла бы и зайти на пять минут, -- сказал я, пропуская мимо ушей ее колкость.

Подспудно я так хотел ее удержать, что совершенно забыл о том, что в доме находились два придурка: Леха и Рем Понтегера.

-- Извини, спешу. У твоей дочери сегодня экзамен...

Я открыл дверь пошире и видел золотистый чуб, дорогие солнцезащитные очки и легкий шарфик. Полина давно привыкла к красивой жизни. Вернее, даже не отвыкла, пока я прозябал на Земле. Но театр, к счастью, насколько я знаю, не бросила, хотя после прибытия на Марс я ни разу не ходил на ее спектакли. Один ноль не в пользу Катажины Фигуры, хотя у нее действительно была классная фигура, а вместо таланта актрисы -- талант художницы. Получалось, что Катажина не хуже, или просто я до сих пор не мог забыть Полину и оценить Катажину? В этом трудно было с хода разобраться.

-- В воскресенье мы посетим зоопарк.

-- В зоопарке вы были уже сорок семь раз, -- заметила она скептически, подставляя холодному марсианскому солнцу гладкую щеку.

-- Тогда пойдем на русские горки. Говорят, в Сокольниках открыли новую трассу...

По решению суда я мог видеться с Наташкой один раз в неделю. Вначале свидания происходили в присутствии инспектора по несовершеннолетним, позднее я добился отмены столь суровых условий, и мы могли проводить вместе целый день.

-- Ты лучше подари ей что-нибудь, -- уколола Полина.

-- Хорошо, -- быстро согласился я, -- куплю телефон.

-- У нее уже пять штук!

-- Тогда что-нибудь другое. Надо подумать.

Что поделаешь, я действительно был виноват. Так повелось: когда я жил на Земле, то был слишком беден, чтобы звонить на Марс, а потом, когда вернулся, я уже был им не нужен. Такое случается в жизни. Ничего не поделаешь.

Во время всего нашего разговора Росс терся о мои ноги, как большой кот. Только не мурлыкал. Правда, периодически в горле у него что-то булькало. Потом убежал обследовать угол крыльца, на котором явно оставили свои следы выпивохи -- Лехи и Рема Понтегера.