Михаил Белозеров - Гибель Марса

Гиренчир только согласно кивал. А моя Катажина бросала на него неприязненные взгляды. Только в чем он был виноват? Хотя у меня от их визита было тягостное чувство - все это должно было кончиться чем-то нехорошим.

-- Это я все знаю из учебников истории! - рассердилась Катажина. - Вы мне скажите, зачем мы тогда сюда прилетели?

-- Когда-то мир был другим, -- начал объяснять я, но Гиренчир перебил.

-- Все правильно, -- сказал он. - За исключением того, что 26 апреля 2028 года комета "Урсула" упала по нашей наводке. Перед нами стояла задача уничтожить наиболее агрессивную сторону наименее безопасным способом, иначе бы сейчас мы не беседовали с вами.

-- Уничтожили! - в сердцах воскликнула Катажина, показывая на полноводную, мутную Неву.

-- Надо было выбирать: климат или жизнь. Климат изменился, -- непонятно кому пояснил Гиренчир. - Могло быть и хуже. К тому же мы помогли вам освоить Марс.

Переживания Катажины больше никого не волновали. Молчащий до этого Федор Березин загадочно уточнил:

-- Так это вы, значит?!

-- Мы... -- настороженно согласился Гиренчир.

-- Вот не знал! -- восторженно заметил Федор Березин после некоторого замешательства, -- и в свойственной ему манере добавил: -- Значит так нашим врагам и надо! -- Настроение у него в миг изменилось. -- Враг моих врагов - мой друг!

-- Ну и отлично, -- явно с облегчением резюмировал Гиренчир и спросил: -- Теперь вы согласны?

-- С чем? - хором удивились мы.

-- Перемещаемся в столицу, за одно и на мир посмотрим.

-- А у нас есть выбор? - кисло осведомился Федор Березин, который, как и я, что-то заподозрил.

-- Да? - вмешался Леха Круглов. - Есть или нет?!

Его беспокоило два обстоятельства: початая бутылка водки и, конечно, Катажина Фигура, которую я легкомысленно считал своей невестой.

-- Есть, конечно. Остаться здесь и прозябать на радость грабителям и разбойникам.

-- Поняла или нет? - спросил я у Катажины, пытаясь возродить к ней старые-старые, самые первые чувства.

Действительно, куда мы еще могли податься: Марса не существовало, Земля находилась в упадке, Европу - спутник Юпитера - еще не обжили. Остальные большие и малые планеты галактики не были пригодны к жизни. А технологии перемещения со световой скоростью у землян, как известно, не было. Цекулы берегли ее как зеницу ока.

Лично мне не хотелось покидать Санкт-Петербург. Я бы с удовольствием побродил по его улицам, заглянул бы в редакцию. Вдруг там сидит Алфен? Леха тоже, думаю, сбегал бы домой. Мы в ним завалили бы в наш подвальчик, где подавали холодную водку. Но теперь это по словам цекулов было опасным мероприятием. И мы согласились, выпив на посошок. У цекулов движения стали размашистее, а голоса громче. Но по-моему, мы все орали от возбуждения.

Леха спрятал в карман початую бутылку, а Росс быстренько доел остатки трапезы и вылизал все консервные банки. Между тем я тихо плавился, словно сидел в духовке. Катажина да и все остальные чувствовали себя не лучше. После умеренного, влажного климата Марса, Земля казалась, в лучшем случае, самой верхней полкой в русской бане.

Тарелка цекулов висела как раз над мостом. Вернее, это была не тарелка, а треугольный корабль из той серии, который сбили астросы над Санкт-Петербургом.

От треугольного корабля к распахнутому окну протянулся огромный трап в виде шланга, по которому мы попали в прохладную каюту корабля и тут же взлетели, даже не поняв этого, потому что не ощутили ни перегрузок, ни волнения. Только Катажина, выглянув в иллюминатор, истерически ойкнула. Я тоже посмотрел: под нами расстилалась Европа. Редкая гряда облаков тянулась от Голландии до Сибири. Сплошная зеленая равнина разбегалась во все стороны. Даже Уральские горы выглядели, как холмы Африки. Мелькнули, на мгновение отразив солнечный свет, Обь и Енисей. Карское море плескалось в обрамлении голубых оттенков. На Новой земле и Таймыре росли леса. Помнится, в былые времена здесь завелись экзотические животные из мегафауны: мамонты, шерстистые носороги, саблезубые, которых, похоже, мы видели в городе, и прочая нестандартная живность.

Потом корабль сделал крюк в южном направлении, и мы увидели то, о чем говорили цекулы и во что не хотелось верить. Примерно с широты Аральского и Каспийского морей начиналась самая настоящая пустыня - сплошные барханы сколько хватало глаз далеко на юг, где воздух становился белым и раскаленным. Самих морей, конечно, уже не существовало. Средиземное уменьшилось до размеров Онежского озера, а Геркулесовы столбы оказались на суше. Пиренейский полуостров высох и побелел. Из моря песка торчали обгорелые пики гор. Впрочем, это произвело впечатление только на землян, то есть на меня и Леху Круглова, потому что мы привыкли к иной географии. С горя Леха приложился к бутылке.