Сергей Куприянов - Страж зари

Теперь «плевки» приобрели иной характер. Если до этого они больше напоминали бессистемное поливание, идущее от избытка негативных эмоций, то теперь больше походили на прицельную стрельбу. Вот один запечатал дверь, за которой кто-то стонал. Потом, потом. Другой, кричаще-голубой, повис на лампе дневного света на потолке, отчего свет, проходящий сквозь него, стал не только освещать, но и убивать жизнь, действуя как ультрафиолетовая лампа. Эту гадость Павел снял, бросив у плинтуса. Третий, снова ядовито-желтый, прочно повис на коробе, по которому проходили телефонные провода. Неизвестно, что эта ядовитая гадость могла сделать с телефонами или с телефонными переговорами, но отвлекаться на нее Павел не стал. Потом, потом.

Здоровенный, мощный «плевок» оранжевого цвета лежал на двери, ведущей в предбанник Петровича. Причем — специально или нет — лежал так, что человек, решивший открыть дверь, непременно в него вляпается. Времени разбираться в том, какая гадость предназначена несчастному, не было, поэтому Павел просто достал из кармана платок и через него взялся за ручку.

Он еле успел отскочить, спрятавшись за дверь и одновременно создавая мощный щит, закрывающий его с ног до головы, который конечно же следовало соорудить пораньше. Пусть и с секундной задержкой, но он успел создать «колпак», больше похожий на одноместную палатку, и накинуть его на Марину.

Из предбанника валило, как из заполненного до краев бака ассенизаторской машины, который навылет прошило снарядом кумулятивного действия. Вал, хлынувший в коридор, сначала, казалось, даже не попал на пол, а, вырвавшись, жахнул в противоположную стену. От удара часть зеленой мерзости разлетелась брызгами, а часть почему-то прошла сквозь стену, ввалившись в комнату для переговоров.

Раздался женский крик, но кому он принадлежал, разбираться было некогда. Теперь, когда первый шок прошел, Павел более или менее стал понимать структуру этой гадости, как выяснилось, по своим поведенческим характеристикам не имеющей ничего общего с водой или иной жидкой массой. Вместо того чтобы растекаться по полу, «грязь», так он про себя ее назвал, отскочив от стены, начала превращаться в разного размера шары, полетевшие сразу во все стороны. Часть из них рикошетом отскакивала от потолка, пола и стен, создавая невообразимый хаос в пространстве, часть же, наоборот, проникала в материал конструкций здания, а потом, как скоро выяснилось, выскакивала из них, делая это в совершенно неожиданных местах. Шары — размером от булавочной головки до очень крупного арбуза, — сталкиваясь меж собой, вели себя совершенно по-разному. Некоторые дробились на еще более мелкие, разлетаясь, как при взрыве. Другие, наоборот, слипались, при этом могли поменять траекторию совершенно в неожиданном направлении либо продолжить траекторию одного из них. Третьи же, врезаясь в препятствие, оставались на нем нашлепками, которые вели себя тоже весьма произвольно — замирали на месте, ползли в любом направлении, причем с разной скоростью, либо, повременив, отскакивали, приняв участие в шабаше себе подобных. Какие-то летали по прямой, а какие-то выписывали совершенно невероятные кренделя, от спирали до хаотичных зигзагов. При этом, усиливая всеобщий хаос, шары, сталкиваясь, меняли окраску в диапазоне всех цветов радуги, но оставались очень яркими, кричащими.

Павел, нарастив свой щит до «кокона», защищающего его со всех сторон, несколько секунд пребывал в растерянности, наблюдая за этим смерчем, этим буйством красок и движения. В нем не прослеживалось никакой системы, если не считать системой хаос.

Его защита пока держала удары «грязи», хотя теперь этому явлению следовало бы дать другое название, но Павел уже совершенно не был способен заниматься идентификацией в том смысле, как он привык. Какое-то время он подсознательно надеялся, что вся эта дрянь если не рассосется совсем, то хоть поутихнет, но вскоре понял, что ничто и никуда не исчезает и не рассасывается, даже не теряет активности. Он пару раз смотрел на Марину, проверяя, как она себя чувствует. Ее защита держалась, и, похоже, Мих Мих ее подпитывал. При этом она, справившись с собой, начала двигаться по направлению к нему.

— Стой! — крикнул он, понимая, что Мих Миху куда удобнее работать с ней, точнее, с ее «коконом», если она не перемещается. Видимо, лицо его при этом было достаточно зверским, если Марина, против обыкновения, послушалась его и остановилась.