Владимир Зырянцев - Вернуться из Готана

— База, база, ответь, почему не отвечаешь, прием, — прозвучало из динамиков.

— Рэдклиф, ты где? — закричал в ответ дежурный. — Почему не выходил на связь?

— Нечего на меня орать, — почти спокойно отвечал Рэдклиф (он вообще отличался железной выдержкой и был несколько флегматичен). — Тут чертова гроза, радар барахлит, самолет плохо слушается руля, а еще меня…

— Рэдклиф, немедленно смени курс! — вмешался в разговор вахтенный офицер. — Это лейтенант Килкпатрик. Слышишь меня? Ты идешь прямиком на гору, немедленно возьми шестьдесят градусов правее!

— Вас понял, беру курс шестьдесят правее, — отвечал пилот. — Но только если они позволят.

— Какие еще, в задницу, «они»? — рассерженно спросил вахтенный. — О чем ты, Рэдклиф?

— Вы не дали мне договорить, сэр, — послышалось в динамиках. — Я хотел доложить, что меня окружают демоны.

После такого ответа вахтенный несколько растерялся. Было ясно, что пилот не совсем адекватен, а в этой ситуации привычная строгость не годилась; чтобы сохранить самолет и самого пилота, не потерять с ним контакт и по мере возможности управлять его действиями, требовалось найти верный тон.

— Каких демонов ты видишь? Что они делают? — спросил лейтенант, стараясь говорить как можно мягче и спокойнее, словно речь шла о самом обыденном явлении.

— Их трое, сэр, — отвечал Рэдклиф. — Они летят рядом с самолетом и разглядывают меня. И… в общем, они меня ведут. Так что я не уверен, что смогу изменить курс.

— А откуда они взялись? — продолжал расспрашивать вахтенный.

— Они появились вместе с тучей… или из тучи. В общем, я не заметил как, — рассказывал пилот. — Когда налетела гроза, вся бортовая электроника стала барахлить, в какой-то момент я вообще потерял управление и поэтому не смотрел по сторонам. А когда посмотрел, они были уже тут. Они огромные, сэр, больше моего истребителя, и вполне реальные, так что я боюсь с ними столкнуться. Я не могу их описать, у меня слов не хватает. Тут нужно быть писателем, сэр, или художником. Я, когда вернусь, попробую нарисовать. Могу только сказать, что один сидит в лодке — ну вроде индейской пироги, но без весел, а другие двое на конях. И я не знаю, какой из них ужасней. Наверное, тот, что в лодке; от его взгляда у меня внутри все цепенеет, я чувствую себя так, словно уже умер.

— Я понимаю, Джон, что у тебя нестандартная ситуация, — сказал лейтенант, — но тебе все же необходимо изменить курс. Ты попробуй, поверни чуть-чуть — вдруг получится?

— Я попробую, сэр, — ответил пилот. — Вот я повернул немного… Пока ничего… Еще… Нет! Нет, не получится — он видит, он насквозь видит все мои хитрости… Все, что я делал, сколько врал, изворачивался… Таким, как я, не стоит жить…

— Рэдклиф, держи себя в руках! — закричал лейтенант, чувствуя, как рвется тоненькая ниточка, связывавшая его с пилотом. — Не позволяй им командовать! Вспомни о жене, о детях!

Впоследствии Килкпатрик признавался, что последнюю фразу он произнес наобум: он понятия не имел о семейном положении пилота; однако, как оказалось, угадал.

— Да, Люси не виновата, совсем не виновата… она тут ни при чем… — Речь пилота все больше походила на горячечное бормотание больного. — Я попробую еще… мне надо на восток… шестьдесят градусов… лейтенант приказал… но если вы не велите, я не буду, не буду…

Килкпатрик уже хотел спросить: «С кем это ты там разговариваешь?», но, что называется, прикусил язык — он понял, с кем идет беседа в кабине. А еще он понял, что на этом этапе вмешиваться нельзя, можно только все испортить; он даже сделал знак дежурному, чтобы тот молчал. В рубке было тихо, лишь голос Рэдклифа продолжал звучать в динамиках:

— Пока запрета нет… Они решают, да, они решают… Маневр выполнен уже на двадцать семь градусов, турбулентность все еще высокая, но управление лучше… Кажется, они позволяют, судья позволяет… О, они сворачивают, сворачивают! Они ушли, сэр, пошли другим курсом, на северо-восток! Я свободен, я жив, я могу лететь!

— Ну так лети на базу, Рэдклиф, — отвечал Килкпатрик. — Бери курс на юго-восток и дуй прямо на базу! Только не подцепи по дороге еще пару дьяволов!

Так, в общем, и закончилась эта история. Спустя 47 минут самолет Джона Рэдклифа благополучно сел на палубу «Оклахомы». Пилот смог самостоятельно покинуть кабину; однако, как было сказано в составленном медиками отчете, он находился «в состоянии шока, словно пережил тяжелый нервный срыв; все реакции заторможены, речевая функция снижена». Оказавшись на палубе, он не знал, куда дальше идти, что делать. Было просто удивительно, как он в таком состоянии вообще мог вести и посадить истребитель. «Парню здорово повезло, он просто в рубашке родился», — высказал общее мнение сержант Лурье, провожая пилота в медицинский отсек.