Шимун Врочек - Метро 2033 - Питер

Выбежали из парадной. Иван разрядил калаш в бегунца. Тварь отбросило назад. Иван догнал и ударил прикладом. Еще. И еще. Брызги водянистой, чужой крови…

За спиной грохнула двустволка. Мат Уберфюрера, звуки ударов тупым предметом в мясо.

Иван повернулся. Уберфюрер отбросил сломанную двустволку в сторону, кивнул.

Они пошли.

Улицы священного города смотрели на потомков с одобрением.

— Уходи, — велел Уберфюрер. Вынул гранату.

Прямо напротив скинхеда встала здоровенная псина-овчарка с мутными, словно подернутыми туманом глазами. Зарычала.

— А ты? — спросил Иван.

В его калаше патронов тоже не осталось.

— У тебя свои дела, у меня свои. Иди к своей невесте. Иди, я догоню. — Уберфюрер поднял свободную руку, прощаясь. — Счастливо там.

Собака наконец решилась и прыгнула. Убер махнул рукой… Шмяк. Визг.

Уберфюрер, держа гранату, как биту, в два прыжка оказался рядом с упавшей собакой, размахнулся. Н-на! Опустил гранату. Еще раз поднял. Н-на. Он бил методично, с оттягом. Поднялся, забрызганный кровью. Вздохнул полной грудью.

Наверху дышалось хорошо. Просто замечательно дышалось.

— Человек — вершина эволюции! — крикнул Убер. — Что, сволочи, не знали? От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей… человек проходит как хозяин… — красный скинхед шагал размашисто, свободно. — Необъятной родины своей…

За спиной гулкие шаги и — клекот зараженного воздуха, вырывающегося из зловонных легких.

Убер замер. Наклонил голову. Какая все-таки интересная штука жизнь.

Только ты успеешь решить, что ты и есть вершина пищевой цепочки, как появляются желающие это оспорить.

Уберфюрер повернулся и пошел на тварь, с окровавленной гранатой на длинной ручке — эркагэшка, противотанковая. Сейчас будет веселье.

— Ты, сука, — сказал он, накручивая себя. — Ты, сука, даже не понял, с кем связался. Ну, давай! Давай, сука! Ты, блин, со скинами связался, понял?!

Серая морда медленно выдохнула. Медленно повернулась.

— Мне тебя даже жаль, — сказал Убер. — Честно.

Стук катков дрезины. Тарахтение мотора. Через мгновение из тумана выступил серый город. Питер.

Земля холодной воды. И холодной земли. Холодной земли. Холодной земли.

— Вы продолжаете утверждать, что были на Ленинградской атомной станции?

Слепящий свет бил в заклеенные прозрачной пленкой веки. Иван замотал головой, но уйти от этого света было некуда. — Да.

— Вы утверждаете, что на поверхности возможна жизнь? — продолжал тот же голос. Свет бил и бил. Иван задергался. Веревки не пускали. Нет, не веревки. Тоже скотч.

Иван дернулся. Мокрые руки скользили. Бесполезно, скотч растянуть нельзя, это не веревка.

Какая прекрасная вещь эта клейкая лента, да?

— Нет.

— Но на ЛАЭС есть люди? «Но все-таки он мой сын». Федор Бахметьев. — Да.

Через несколько дней Иван на вопрос: «Вы были на ЛАЭС?» — ответил «нет», и его выпустили.

Даже выдали документы, одежду и патронов на первое время.

Иван стоял на платформе и не знал, что делать дальше. Вокруг стучали механизмы и ходили люди. Пахло горячим металлом. Техноложка, понял он.

— Ваня? — окликнули его сзади. — Как вы?

Иван повернулся. Перед ним был профессор Водяник — собственной персоной.

Проф отвел его к себе в каморку и накормил.

— Теперь рассказывайте, — велел он.

Иван пожал плечами и рассказал ему все. Просто факты. Как, кто, когда и за что.

— Время такое, — сказал Проф задумчиво, услышав про смерть Красина. — Мы сами себя делаем. Только в метро аспирант-недоучка может назваться профессором, доктором наук, светилом науки — и ему верят.

— Это вы о чем, профессор? — насторожился Иван. — Что вы имеете в виду?

— …только здесь, в метро, курсант-неудачник, вылетевший с первого курса мореходки за пьянство и неуды, может командовать подводной лодкой, — и хорошо командовать. И погибнуть на посту, как настоящий командир корабля.

Метро — это земля неудачников. Героических неудачников.

Иван помолчал.

— Может, вы и правы, Проф, — сказал он. — Может быть.

Он посмотрел на Водяника. Тот словно постарел за прошедшее со дня их отъезда на ЛАЭС время. В черной густой бороде отчетливая седина, над висками белые вихры. Лицо словно осунулось и похудело.

— Вы вернетесь со мной на Василеостровскую? — спросил Иван.

— Э-э… нет, пожалуй. Мне предлагают здесь место, — сказал профессор. Выглядел он виноватым. — Здесь, то есть на Техноложке. Вы понимаете, Ваня… Я… я всегда об этом мечтал…