Терри Гудкаинд - Закон Девяток

Алекс кивнул. Он знал, что рассказывать о своей трактовке искусства было бессмысленно. Имело значение только то, мог ли он продать свою работу. Он заключил несколько сделок с ценителями, влюбившимися в его пейзажи. Были все еще на свете люди, которые хотели созерцать то, чем любовался он, картины, которые выкристаллизовывали красоту природы. Были люди, которые ценили эти вдохновляющие образы.

Той девушке, в конце концов, понравился его пейзаж, а она казалась куда более интеллектуальной, чем любой коллекционер. Она знала, что ей нравится, и не боялась сказать об этом. Большинство клиентов мистера Мартина зависело от него, даже в том чтобы высказать, чего же им хочется. Они желали платить хорошие деньги за руководство художественной эрудицией.

И все же, Алекс хотел есть.

- Спасибо, мистер Мартин, я вернусь…

"Не беспокойся, Алекс. Если какую-либо из твоих картин удастся продать, я позвоню тебе немедленно, но пожалуйста, подумай над моими словами."

Алекс вежливо кивнул перед тем, как повернуться к двери. Он знал, что как бы ни был он голоден, он никогда не загонит свою фантазию в жесткие рамки, чтобы потом назвать это "искусством".

Он подумал, что этот День Рождения оказывается куда более дрянным, чем он ожидал. Кстати говоря, его дед мог уже потерять его.

Он застыл, а потом обернулся назад:

- Мистер Мартин, я должен забрать эту с собой…

Мистер Мартин смотрел из-под нахмуренных бровей, как Алекс снял маленькую карину с мольберта.

- Забираешь ее? Но почему?”

Алекс взял всего одну картину из семи. Не было похоже, что он решил забирать все свои творения из галереи.

- Это подарок - для кое-кого, кто его оценит.

Хитрая усмешка появилась на лице мистера Мартина.

- Умница, Алекс. Иногда маленький подарок может оказаться началом дорогой коллекции.

Алекс выдавил улыбку и кивнул, унося в руках картину.

Он не знал, увидит ли ту женщину снова. Он понимал, что довольно глупо было думать о том, что это когда-либо случится.

Но если они снова встретятся, то он бы подарил ей эту небольшую картину. Ему хотелось увидеть ее улыбку снова, и если он заплатит за нее всего лишь пейзажем, то это будет более чем замечательно.

- Я думаю - зеркала наблюдают за мной, - сказал Алекс в задумчивости.

- Зеркала обыкновенно так делают, - бросил через плечо Бен.

- Нет, я правда так думаю, Бен. В последнее время они как будто следят за мной.

- Ты имеешь в виду, что смотришь сам на себя?

- Нет. - Он наконец-то пристально посмотрел на своего дедушку. - Я имею в виду, что такое ощущение, как будто кто-то еще наблюдает за мной сквозь зеркала.

Бен одарил его взглядом. "Кто-то другой."

- Ну да.

Алекс гадал, откуда об этом могла знать та девушка.

Он начал по-настоящему недоумевать, а была ли она настоящей? Что, если он всего навсего вообразил ее?

Неужели это начинало происходить и с ним? Он боролся с наполняющей сознание паникой.

- Не позволяй твоему воображению забрать лучшее в тебе, Александр. - сказал его дед, поворачиваясь назад к своей работе на скамье.

Алекс снова углубился в печальные воспоминания.

- Ты думаешь, что я тоже сойду с ума? - пробормотал он позже.

В мертвенной тишине он обернулся и увидел, что дед перестал заниматься лужением, дабы смерить его тревожным взглядом. В его глазах проскользнул огонек, который, вероятно, рождается только в темных и тяжелых раздумьях.

Алекс испугался этого взгляда. Слишком уж это было непохоже на его дедушку, или, по крайней мере, на человека, знакомого Алексу.

Морщинистая улыбка наконец стерла это незнакомое выражение.

- Нет, Алекс, - мягко произнес старик, - Я так не думаю. Почему ты рассуждаешь так пессимистично в свой собственный День Рождения?

Алекс прислонялся к панельной обшивке подле лестничной клетки так, чтобы не отражаться в зеркале слева на стене. Он сложил руки на груди.

- Я в том самом возрасте, ты же знаешь. Сегодня мне двадцать семь. Тот самый возраст, когда она стала… когда она сошла с ума.

Старик помешал длинным пальцем в покореженной алюминиевой пепельнице, содержащей коллекцию разнообразных винтиков. Эта пепельница, полная использованных винтов, была у старика столько, сколько Алекс себя помнил. Это был неубедительный поиск.

- Александр, - сказал Бен с мягким вздохом, - я никогда не думал, что твоя мать была сумасшедшей, и я до сих пор так не думаю.

Алекс не думал, что Бен станет когда-либо противиться печальной действительности. Алекс помнил безутешные, истерические припадки своей матери слишком хорошо. Он не думал, что доктора стыли бы держать женщину запертой в учреждении в течение восемнадцати лет, если бы она не была серьезно больна психически, но он так не говорил. Даже эти невысказанные мысли казались ему жестокими.