Олег Серегин - Дикий Порт

И впридачу – тик, подавленный чудовищным усилием воли. Айфиджениа подмечала профессиональным взглядом: левая бровь и скула, и, должно быть, уголок губ, растянутых в постоянной ухмылке.

– Я узнать зашел, – продолжал Джек. – Как она, работает? – Голос прозвучал гулко, как из бочки, потому что в этот момент Лэнгсон, скрючившись в три погибели, озирал заднюю стенку диагност-камеры и наполовину влез между ней и стеной.

– Вроде, да.

– Эти драные разъемы как на две недели делают, суки, – во всеуслышание объявил Джек, что-то с хрустом дергая, – Топчи их конем… черт.

Он вылез из щели, сел на корточки и отряхнул руки.

Айфиджениа смотрела с укоризной, склонив набок птичью маленькую головку. Слишком большие глаза для такого узкого, кукольного лица. Слишком черные. Очень длинные брови. Тощая. Безгрудая. Некрасивая женщина.

– Извини, – спохватился Лэнгсон. – Забылся.

Та вздохнула.

– Спасибо, Джек. У меня все работает.

– Это у меня все работает, – ухмыльнулся Лэнгсон с долей облегчения. – Как увидит, так от страха сразу заработает.

Медичка засмеялась.

– А с тобой чего случилось? – спросил Джек грубовато, радуясь, что нашел предмет для разговора и можно забыть про оплошку.

Она удивленно моргнула.

– Ничего. А что?

– С глазами у тебя что?

– Сосуд лопнул.

Лэнгсон так выразительно скосился на неподвижное тело у стены, что Айфиджениа отрицательно замотала головой. Почти испуганно.

– Ну ладно, – мрачно сказал Джек. – Привет, в общем.

Некрасивая. Словно девочка-подросток, которая начала увядать, не успев вырасти. Не то что Венди, рыжая-как-с-обложки, с ногами, с губами, нахальная стерва…

– Ладно, – сказала медичка. – Ты-то как? Мазь есть еще?

– Кончилась.

– Давай я сама сделаю, – предложила она.

Лэнгсон без лишних слов стащил рубашку и плюхнулся спиной прямо на целлофан.

– Я бы простыню постелила, – упрекнула Айфиджениа.

– Плевать, – буркнул Джек.

На груди и животе раны были длиннее и глубже. И казались свежее. Тяжело заживали.

Так и виделось: он сумел уклонился от удара в лицо, выгнулся назад, и когти соскользнули, разрывая кожу, – а рассчитывал бивший снять все мягкие ткани и выдрать глаза. Но второй удар, сильней и точнее, пришелся по напряженным мышцам торса.

Почему Лэнгсон оказался без защитного костюма, он не рассказывал. Зато рассказывал, почему его съездили когтями. Один из ритуальных ножей рритского воина в это время торчал в стене за джековой спиной, а второй – в джековом же бедре.

Второму ножу, аккуратно обточив рассчитанную на когтеносные пальцы рукоятку, Джек определил быть при себе вместо мачете.

Айфиджениа склонилась над широкой грудью. Природа скроила Джека не очень-то ладно, зато сшила накрепко, и грубой физической силы ему было не занимать… От Лэнгсона пахло. Он вымылся, прежде чем идти сюда, сероватые блондинистые волосы не успели высохнуть после душа, и подворотничок на отброшенной куртке блистал снежно, но от кожи пахло солдатом. Это держится долго. Можно отмываться часами, можно одеть штатское и сбрызнуться парфюмом, и все равно даже за неделю жизни в собственном доме рядом с чистоплотной женщиной запах не выветрится.

Джек расслабился. У Айфиджении были легкие руки, дергающую боль сменял медицинский колкий холодок, а от самой медички шло тепло. Лакки чувствовал себя ручным волком, которому чешут брюхо, а он валяется лапами кверху и разве что не поскуливает от кайфа. Это было здорово – и кайф, и волчье самосознание тоже.

– А я слышала, – между делом проговорила Айфиджениа, колдуя над ним, – что в таких случаях клыки выдирают и на шее носят…

– Это от слабости, – совершенно другим голосом ответил Джек. Отрешенные глаза ясно поблескивали. – Они так боятся ррит, что прячутся от этого страха в презрение. Вроде как это не они на нас охотятся, это мы на них охотимся. А я не боюсь. Я – равный.

Медичка ловко и бесцеремонно расстегнула на нем штаны и стянула ниже. Шрамы доходили до паха, и там-то выглядели хуже всего.

– Ёпть, женщина, предупреждать надо! – неожиданно сконфузился Лэнгсон.

– А ты неужто стеснительный?

– Я подтаял, – обиделся Джек. – И у меня интеллектуальная фаза.

– Я заметила, – сообщила Айфиджениа, – мне нравится.

Лэнгсон вздохнул.

– Всем нравится яйцеголовый, никто не ценит Лакки… – пробормотал он, застегиваясь и поднимаясь с койки. Сморщился, когда целлофан отлипал со спины. – А ведь если б не Лакки, всем яйцеголовым давно настал бы пинцет…