Олег Серегин: Дикий Порт

– Ну ты это… не надо, – вклинился первый. – Она оператор, ей положено.

– Зоофилить-то? Или над людьми измываться?

– За животным следить.

– А тебя как звать-то? – вдруг обнаружил Лакки провал в памяти. – Забыл. Ты ведь япошка у нас? От япошек все зло.

– Я не японец, – со сверхчеловеческим спокойствием ответил первый пилот. – Меня зовут Маунг Маунг Кхин.

– Ты меня что, тупым считаешь? – гавкнул Джек. – Чего повторяешь два раза?

– Не считаю. Имя такое.

Лакки хмыкнул и отгрыз кусок морковки. Первый пилот думал о том, как полезно уметь контролировать собственный пульс, и что техники существуют, но где же взять время, да и без наставника ничего не добьешься. Кажется, уже семнадцатый дубль: сержант забывает, как Маунга зовут, подозревает в нем ненавистного «япошку» и обдает шутливой агрессией. Утомило адски. Кхин искал утешения в мысли, что хотя бы серьезно настроенного Лакки ему видеть не доводилось.

Человек, способный сойтись с ррит в рукопашной и остаться в живых.

И даже в относительно целых.

Джек Лэнгсон по кличке Счастливчик.

Не зли его.

Маунг подозревал, что на самом деле Счастливчик так выражает свою симпатию. Лакки не хотел его смерти и даже как-то напился пьяным в компании своего закадычного дружка Крайса по кличке Крайс-воздвигнись, старшего офицера Морески и Кхина.

– Лакки, – тоскливо сказал Патрик; Маунг едва не прицыкнул на него вслух: не к месту, не вовремя! – Ну Лакки, ну что ты шляешься-то сюда? Я понимаю, Венди достала уже. Ну сходил бы на кухню, к кэпу бы в гости сходил, на тренажеры бы сходил…

О’Доннелл допускал ужасный, гибельный промах. Он считал Лэнгсона тупым агрессивным психом и разговаривал с ним сообразно своим представлениям о психах. Он даже не понимал, что Маунг сделал бы такого типа на счет три, – но Джек был не просто умен, он был дьявольски умен.

И агрессивен.

Насчет психа у Кхина имелись сомнения.

Лакки не только знал много умных слов – он ими выражался. Длинными, художественно выстроенными фразами. Даже ругался он театрально и так замысловато, что порой сказанное не усваивалось с налету. Джеку нравился имидж психа и придурка, потому что вообще нравился чужой страх. Но если он понимал, что личина больше не внушает веры, и если его это не тревожило, то мог расслабиться и заговорить на нормальном для себя языке. То есть на трех языках сразу. Двумя из них были человеческий и матерный, но третий…

Джек Лэнгсон, отморозок и сквернослов, знал латынь.

– По морде тебе сходить могу, – предложил отморозок и медленно моргнул. На иссеченной роже расплывалась чеширская улыбка. Светло-серые глаза, словно раскаленные добела, смотрели с бугристой маски двумя ножами.

«Драки хочет», – в тоске подумал Маунг и тут же понял, что ошибся. Если б Лэнгсон хотел размять мышцы, то сцепился бы со своими, такими же могучими и страшными космопехами. Уж нашел бы повод.

Сейчас Счастливчик хотел безнаказанно поиздеваться.

«Это Венди его достала», – решил первый пилот.

– Не надо, – сказал он буднично.

– Чего? – удивился Лакки.

– Ну вот побьешь ты Патрика, – предположил Маунг. – Ляжет он в медотсек. А у нас бой, насильственная стыковка. Упаси удача. И финал всем, Джек.

– Умный ты, Маунг, – сказал Лакки.

– Есть немного, – смиренно отвечал пилот.

Кхин читал выложенные в общий доступ отчеты военных ксенологов. Судя по ним, общение с пленными ррит во многом напоминало его попытки совладать с Лакки.

– Ну ладно, – сказал Джек. – Пойду, убью кого-нибудь.

На самом деле у него просто кончилась морковь.

Кхин проводил Лэнгсона взглядом. Когда двери за его спиной сошлись, Патрик издал тихий стон.

– Заткнись, – сквозь зубы велел Маунг.

– Удачу залапал, – почти всхлипнул Патрик. – Ну зачем, зачем мы его пустили?

– А как бы ты его не пустил? – хмуро спросил Кхин. – У него красный маркер.

Патрик беззвучно сплюнул.

Маунг вздохнул и отвернулся к мертвому монитору. Лучше не думать о возможных последствиях. В конце концов, из колеса сансары ему еще долго не вырваться. Это тело – лишь одно из многих.

Ракетоносный фрегат «Миннесота» покидал сектор KLJ-58/8. За кормой оставалась планета того же номера, единственная в секторе пригодная для жизни. Месяц стандартного времени назад там располагалась колония, по документам – с «большим потенциалом». До войны планета претендовала на звание Терры-4. Она и сейчас могла бы претендовать, – изобильная водой, с прекрасным климатом, – но вот потенциала не было, потому что колония кончилась.