Артем Каменистый: Четвертый год

Несмотря на закипевшие военные приготовления, Макс почему-то, наоборот, успокоился. Подсознание подсказывало, что никакой опасности эти его новые «знакомые» не представляют. Главное, убедить их в том, что им незачем враждовать.

– Послушайте, сир, или как вас там! Развяжите меня в конце концов! Не знаю, кто вы, но причин для вражды между нами нет. Ни вам, ни нам эта стычка не нужна. Неизвестно кто победит, но победителей окажется немного. Вы не сможете добраться до Фреоны с парой раненых ребят, а мы, если, конечно, победим мы, не сумеем выполнить здесь то, за чем нас сюда послали. Так к чему нам заниматься этими глупостями?

Рыжебородый оттолкнул кашеваров, завязывающих на нем застежки лат, и требовательно проревел:

– Ну так скажи-ка мне, раз ты такой дружелюбный и умный, какая чума понесла вас в эти четырежды проклятые края? Что это за дело у вас такое?

– Да ничего интересного. У нас на Фреоне народу много, а скота мало. Мы хотели найти здесь лошадей и коров.

– Скотокрады, значит?

– Нет, мы не воры. У нас есть чем заплатить.

Заметив в глазах главаря палачей отблески возникших меркантильных мыслей, Макс поспешно добавил:

– Если вы думаете, что отнять у моих ребят деньги и товары – удачная мысль, то сразу прощайтесь с большей частью ваших людей. Без боя дело не обойдется, а чем закончится бой, я уже говорил.

Рыжебородый колебался недолго:

– Развяжите его, дармоеды. Надо поговорить по-человечески.

Жрал сир Бум как перед смертью или как минимум перед великим голодом. При этом он не обременял себя тратой времени на излишние гастрономические изыски: сухари жевал не размачивая, парочку лесных голубей слопал вместе с костями, комки гороховой каши черпал без ложки – вчерашней лепешкой. Решив, что каши на сегодня достаточно, он уложил на ту же лепешку копченого подлещика, откусил от этого подобия бутерброда половину, захрустел рыбьей головой и, выплевывая чешую, продолжил описывать окружающим историю своих злоключений:

– Ну я спросонья разбираться долго не стал: велел повесить обоих на воротах, взял ее за левую сиську и дальше захрапел. Мои дураки так и сделали. Даже кожу не догадались стащить перед этим. Ну один-то ладно, а вот второй оказался отъявленной скотиной, нелюдем. Нет, сдох-то он нормально, как все дохнут в петле: чуток подергался и обоссался под конец. Но вот незадача – отец его, оказывается, не совсем ему отец был.

– Это как? – не понял Макс.

– Ты что, совсем тупица или до сих пор в пеленки мочишься? Мать его мордой удалась на славу, но вот род их захирел до того, что папаня ее сам за плугом ходить не брезговал. Вот и выдали ее за пердуна не просто старого, а такого старого, что даже Смерть в сравнении с ним младенец. И как свадьбу играли, попал туда здешний герцог, сам не знаю, что за чума его туда притащила, и тоже не знаю, с умыслом приперся или нет. Но так уж вышло, что невеста ему очень даже понравилась, а герцог – это тебе не барон какой-нибудь. В общем, герцог этот в замок подозрительно зачастил, не прошло и года, как молодая жена хозяина замка разродилась мальчиком, а между тем муженек ее законный при этом даже и знать не знал, где спальня красавицы – не нужно ему это было, знать, уже давненько. Ну я сплетни все помнить не могу, вот и эту призабыл. А герцог не призабыл ничего, да и в королевском совете он не последний. Не успел я проснуться, как замок мой обложила королевская милиция. Пока меня облачали, стены уже трещать от огня начали, а скорпионы били прямехонько по двору, свиней моих калеча и слуг. Ну я в окно глянул, а там, на пригорочке, герцог ждет меня с нетерпением, на коне вороном сидя, а с ним рядом тополь старый, а на ветке того тополя уже веревка с петлей приготовлена.

Бум, не найдя больше лепешек, взял вторую рыбину без закуски и, откусив голову, продолжил:

– Ну я эту веревку разглядел хорошо, и что-то шея моя сразу зачесалась… и все сплетни вспомнились. Спасибо деду: хитромудрый был человек – в кости играя, умел тринадцать на паре выкинуть. Вот и о замке позаботился, хороший подземный ход вырыл… на всякий случай. И решил я, что случай этот настал. Послал всех дураков на стены, герцога отвлечь, а сам с ребятами был таков. Хотел податься к королю с жалобой: это что за дела такие, что из-за какого-то ублюдка решили рыцаря вешать позорно, но не поехал. Король наш, безусловно, человек великий и со всех сторон справедливый, только вот возраст у него не меньше чем у мужа матушки того самого ублюдка, из-за которого все началось, и мыслей своих ровно одна в голове: «Да когда же я наконец сдохну!» Все остальные мысли за него мыслит королевский совет, а там эта сука чумная – герцог наш. Пораскинул я уши пошире и вот что услышал – не за мной он сюда пожаловал. Дело у него поважнее, чем меня вешать, – ох как поважнее!