Рэндалл Биллс: Мечта

Он рухнул в ад из злобы, горечи и ярости. Все начиналось сначала. Его голос ревел так, что он испугался – вот-вот порвутся голосовые связки и он захлебнется собственной кровью.

– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

– Опять манипуляции!

– Естественно, – подтвердил Николай.

Андрей глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Воздух в больничной палате оказался удивительным образом свободен от запахов дезинфекционных средств. Его глаза горели, словно пылающие угли – так мало спал он за последние месяцы. Его руки дрожали и он не особо разглядывал окружающее, зная, что именно увидит. Ему отчаянно хотелось спать, но каждый раз, когда он засыпал, кровавые когти тащили его в ад. Ему казалось, что он тонет и все, что он видел во сне – это отрезанные головы, кровь и плавающий в луже крови, исколотый труп Джастина, которого убили другие гражданские лидеры, оставив его для ищеек Андрея. И тогда он с криком просыпался, исполненный ненависти к самому себе.

Труп Джастина… оставленный в качестве мирного предложения… Андрей подавил в себе хихиканье, которое вызвала эта мысль.

Но это уже кончилось… Он знал, что мысль еще не додумана до конца. Однако то, что надвигалось на него, наполняло его страхом. Прежде всего…

Он оглядел палату, в поисках возможности успокоиться. Оставляя в стороне гудение пары приборов, встроенных в стены, на чье предназначение ему было наплевать, помещение, скорее, напоминало жилую комнату или личный кабинет. Казалось, в любую секунду войдет хозяин в халате, с бокалом вина в одной руке, трубкой в другой и книгой подмышкой, чтобы вытянуть ноги у камина и позволить себе ненадолго расслабиться. И именно это ты получил – мгновение спокойствия. Немного времени, чтобы расслабиться. Пока я там, снаружи, в крови плавал!

Он спрятал руки. Ему хотелось наорать на брата, но он сдержался. Удержал свой голос под контролем. Пока не сообразил, что воины, стоящие на часах в коридоре, скорее всего, были одними из тех, кто непосредственно помогал Николаю во всей этой истории. Так что сдерживаться не было причин.

– Ты должен назваться принцем, Николай. Я уверен – Макиавелли гордился бы таким спо собным учеником.

Глаза его брата сузились и температура в комнате резко понизилась, но он не поддался на замечание Андрея.

– Почему? – спросил Андрей, которому казалось, что он – эдакий дрессированый пудель, отлично изучивший кольца, через которые должен прыгать, но делающий это из чистой при вычки, хотя и плеть, и лакомства стали для него уже далеким прошлым.

– Я что, в самом деле должен тебе это разжевать? Если да – значит, я сильно переоценил тебя, братец.

– Да, тебе бы это очень понравилось, правда?

– Андрей, пожалуйста. Это ты тут пытаешься прыгать в мешке, не я. Кроме того, нами всеми манипулируют. С момента нашего рождения до момента нашей смерти всегда есть кто-нибудь, кто нами манипулирует. Даже если он уверен, что это делается лишь для нашей пользы – все равно это манипуляция. Школа. Правила поведения. Привычки. Все это не врожденное, не зафиксированное на генетическом уровне. Это приобретается. Ничего, кроме кондициониро вания и манипуляции, названной безобидными словами «воспитание» и «образование». Слова,

которые являются ничем иным, как ширмой.

– Брось.

– Что бросить? – Николай завозился в своем удобном кресле.

Кровать, которую можно было ожидать увидеть в комнате вроде этой, отсутствовала – так же, как и бинты, которые Николай, предположительно тяжело раненный в грудь, должен был бы носить до сих пор.

– Прекрати обезьянничать с Даны. Николай улыбнулся.

– Ты что, только сейчас заметил?

– Я заметил это уже давно. Просто не до того было.

– Конечно.

Андрей сделал глубокий вдох и выдох и заставил себя успокоиться. Такое удавалось только Николаю – согласиться с собеседником и одновременно отбросить его слова в сторону.

– А что, если бы стрелок сработал чуть получше? Ладно, ты напялил на себя под одеждой самый лучший бронежилет, какой мы только умеем производить, но что, если бы он целился тебе между глаз?

Эта мысль все еще злила его. Сильнее даже, чем мысль о том, что Николай снова манипулировал его поступками – к этому он уже привык – но думать о том, на какой риск пошел его брат…

Если бы он погиб – его смерть означала бы конец для них для всех.