Стас Устенко - Наблюдатель

– Расскажи еще про лагеря. Тема такая, что смеяться по-любому не над чем.

– ГУЛАГ изначально и был создан Боким как инкубатор для Воинов. День ото дня под руководством Глеба Ивановича брали лучших сыновей партии и проводили их через все круги ада. Тот, кто сумел перенести испытания, и мог считаться Воином. Именно так Бокий и отобрал свою команду из нескольких десятков человек, пожертвовав миллионами погибших. И, говорят, будто сейчас где-то у тверди трудится настоящий лагерь этих самых Воинов и их потомков – исследует внешний мир… Отец Народов со слезами на глазах санкционировал такие жертвы – жертвы во имя науки. Пойдем.

Внимание! Внимание! На станции объявлено чрезвычайное положение! Всему персоналу немедленно занять свои жилые комнаты и не выходить до особых указаний! К нарушителям будут применены меры уголовного преследования!

Вероника поставила текст объявления в режим непрерывной прокрутки по громкой связи – временами от этого начинало казаться, что вот-вот разразится ядерная война. Через четверть часа, обойдя коридоры станции и удостоверившись в том, что все работники действительно заняли свои места, мы активировали систему магнитных замков и заперли двери комнат. Эбонитовый столбик универсального ключа коллега Сталь передала мне:

– Ситуация так себе, но ничего, прорвемся, – грустно улыбнулась она. – Говорить с подозреваемыми – а подозреваемые тут абсолютно все – буду я. От тебя требуется лишь грозно смотреть на них, да и то временами. Справишься?

– Сдюжу. Откуда начнем допросы?

– По порядковым номерам комнат, конечно.

Через минуту мы открыли дверь с номером «1» – но то, что за ней оказалось, никому не понравилось.

Кровати, тумбочки и тому подобной типовой мебели в этом помещении не было. Ровную поверхность пола покрывали многочисленные оленьи шкуры – вот и вся обстановка, если не считать огромного бубна, прислоненного к одной из стен. Посреди пола, сложив ноги по-турецки, сидел маленький человек. Его по-восточному желтое лицо испещряли многочисленные морщины, но щелочки черных глаз, казалось, горели адским огнем. Пепельные волосы, заплетенные в длинную косицу, доставали почти до пояса. Мужчина был одет в яркий разноцветный халат, украшенный сложным орнаментом, и обут в аккуратные коричневые сапожки. А на его груди красовалось огромное ожерелье из зубов то ли волка, то ли медведя – по крайней мере, каждый клык имел длину не менее пяти сантиметров и был отполирован до блеска.

– Здравствуйте, уважаемые, – человек, казалось, ничуть не удивился нашему появлению.

– Вероника Сталь и Майкл Холмогоров, – начала моя спутница. – На станции убит сотрудник, и мы…

– …Ведете расследование. Конечно, конечно. Странно, что нас раньше не представили друг другу. Я Аюлга Чаров, местный шаман.

От него веяло каким-то абсолютным спокойствием, так что напряжение с меня чуть спало, но сама ситуация в голове укладываться никак не хотела. Шаман на научной станции? Кого мы найдем в следующей комнате? Вампира или неандертальца?

– У вас, конечно, много вопросов? Чтобы сократить время нашей беседы, позвольте мне начать ее с монолога. Поверьте, в нем будут все ответы. Только подождите пару минут.

С этими словами Аюлга достал из кармана халата маленький стальной предмет. Длиной сантиметров десять, он представлял собой две узкие параллельные полоски металла, изогнутые с одной стороны в полукруг. Туда был впаян более тонкий язычок с залихватским загибом на конце – он проходил как раз между двумя параллельными «рельсами» корпуса. Шаман взял этот странный инструмент левой рукой и, чуть разжав губы, приложил его к зубам, оставив между ними небольшую щель. Правой рукой он аккуратно поддел язычок и отпустил его. Раздался довольно громкий вибрирующий звук – что-то типа растянутой во времени ноты «фа». Как только звучание затихло, Чаров снова дернул свой музыкальный инструмент, и снова мы услышали эту мелодию. Она воспринималась скорее даже не ушами, а телом, кожей.

– Это варган, или хомус, музыкальный шаманский инструмент. Зубной бубен, как его еще называют. С его помощью обычно вызывают дождь, ну или… – шепнула мне Вероника.

Музыка текла, переливаясь в пространстве и сплетаясь в какие-то цветные ощущения. Описать это сложно, временами мне казалось, что не шаман играет на варгане, а варган использует шамана как инструмент. Тут Аюлга осторожно вытер вещицу полой своего халата и спрятал, а затем, дойдя до угла комнаты, взял в руки бубен. Овальный, серый, он имел, наверное, не меньше метра в поперечнике, а по окружности шли ряды огромных шишек, на которые была натянута оленья кожа. Выудив из другого кармана маленькую деревянную колотушку, обтянутую черным мехом, маг легонько стукнул ею по центру бубна. Раздавшийся звук оказался до того неожиданным и оглушительным, что мы присели. Это был глухой и очень низкий удар, который шел точно в грудь и расползался волной мурашек по всему телу. То ли усиленный комнатой, то ли сам по себе, удар имел невероятную мощь – казалось, будь в помещении окна, их стекла превратились бы в пыль. Размеренно, не торопясь, Аюлга нанес всего три удара у бубен, но, когда шаман отложил его, я понял, что почти оглох – в ушах невероятно звенело.