Наталья Игнатова - Змея в тени орла

Были и такие, кто верил, что барбакиты близки к богам и напрямую вещают на земле божественную волю.

Из них выходили исполнители. Хорошие исполнители. На один, на два, может быть, на три раза. Рано или поздно их убивали. Или они умирали сами. Дурманная трава удерживала этих людей на грани реальности и сновидения. Эфа ухмыльнулась, вспомнив, как пытались одурманить ее. Что ж, в этом была своя польза. Она узнала, что ей не страшны никакие яды.

В Лахэ было хорошо.

Те, кто учил там, боялись ее. Боялись так же, как все остальные. Судир был единственным, кто находил в себе силы смотреть ей в лицо, но даже он отводил взгляд, когда она снимала маску. Человеческий страх – лишнее доказательство того, что люди слабы. А она, Эфа, сильнее и лучше всех их. Но зачем она здесь? Почему? Из каких миров появилась она в степях Эзиса? Судьба ли уготовила барбакитам приобрести такого союзника? И ей, Эфе, начертано теперь быть с ними и помогать им во всем?

Не человек.

Тварь.

Разящая!

– Хэй-йях-ха-а! – Она ударила пятками в бока коня, и тот пошел легким стремительным галопом. Два заводных тоже прибавили шагу, вытягивая узкие морды. Ветер дунул в лицо. Горячий ветер, пахнущий травами и солнцем. И короткий посвист стрелы слился с его пением.

Она успела услышать.

Дернулась, уворачиваясь, уходя от удара.

Оперенная смерть свистнула у самого уха и тут же ударило в затылок, в основание тугой толстой косы. Рванулась, вздыбилась земля. Совсем близко, прямо у лица, пожухлая трава, еще зеленая у корней.

И темнота с алыми сполохами…

Льдистый огонь…

Йервалъде…

Йервальде. Это ушедшее солнце отражается от льдов, от бесконечных ледяных полей, что сковывают плоть Северного Океана. В долгие зимние ночи, когда тьма укрывает землю и замирает жизнь в ожидании новой весны, только йервальде полыхает на небесах как память о солнце. Как тень его. Красочная, завораживающая, дивно-переменчивая, но холодная и безжизненная тень.

Земле нужен отдых. И если людям хватает коротких часов, чтобы проснуться полными сил, земле необходимы долгие месяцы. Месяцы ночи и тьмы.

Иервальде.

Память удерживает слово. И цепляется за блеклые, тускнеющие, уходящие в небытие видения.

Воспоминания?

Лед, Белый. Зеленоватый на сколе. Ледяные поля уходят за горизонт. Холодно. Стоит скинуть одежду, и ветер цепляется в тело когтистыми лапами. Он не со зла. Северный ветер не может быть злым. Но… такой уж он. Колючий.

Зеленая вода в полынье. Вдохнуть поглубже – и вниз. Вода теплая. Ласковая. Это Океан. Он добр, как добр ветер. И строг. Но дети его не боятся этой строгости.

Вперед и вниз, в зеленую полутьму, в полную жизни бездну, укрытую сверху ледяной корой. Рыбы шарахаются в стороны, принимая гибкое тело пловца за хищника-тюленя. Ха! Тюленям далеко до двуногих детей Океана. Но не для охоты нырнул человек. Нет, Просто потому, что тело стосковалось по горько-соленой глубине, потому что захотелось кожей почувствовать ровный ритм дыхания Океана, потому что… Потому что нельзя жить без этого полета-падения в глубину, в податливую упругость воды, в лишенную красок Вселенную…

– … Ну что, как там наш найденыш?

Говорили по-румийски.

Полутьма. Мягкие подушки. Ковры. Лучики света бьют в щели в бортах кибитки. Дневной свет ударил в лицо, когда человеческая рука отодвинула полог. И сразу вновь потемнело. Светловолосый, светлокожий мужчина загородил выход.

Эфа рассматривала его сквозь ресницы. Оружия при ней не было. Вообще никакого. Так что лучше было лежать тихонько и прикидываться если не умершей, то уж близкой к тому.

Глаза у человека округлились, и он вывалился из кибитки, осеняя себя знаком.

«Анласит». – Эфа сморщила нос.

– Там девчонка! Страшная, как кара божья! – Возбужденный голос доносился сквозь кожаные стены ясно и отчетливо.

– Да парень там, брат Юлиус. Страшен, конечно, спорить не буду, но парень. Просто косища у него. Что ж я, по-вашему, парня от девки не отличу?

– Говорю вам, теперь это женщина!

– Что значит «теперь»? – Женский голос, мелодичный и звучный, был полон насмешки.

Уж не хотите ли вы сказать, брат Юлиус, что парень стал девушкой?

Трое беседовали совсем рядом с бортом, возле которого лежала Эфа.

Зачем анласиты здесь, в степях Эзиса? «Брат Юлиус». Братьями называют на Западе священников. Тех, кто удаляется от мирских дел в стены монастырей и посвящает себя своему богу.

Эфа не шевелилась. Даже глаз не открывала. Слушала и пыталась сообразить, что делать дальше.