Марина Абина - Грибница

База в городе догорала погребальным костром над телами их бывших подчинённых. Огонь распространился из котельной, где взорвался от гранаты отопительный котёл. Из-за сквозняка через выбитые окна и разрушенный дымоход, пламя так ревело, что Сергеичу чудилось, будто в подвале кто-то завывает. Забытые пленные? Или витёк, которого конечно никто не удосужился развязать? Сергеичу было плевать на это. Лезть в подвал под пылающей котельной ради придурка, разрушившего своим поганым тявканьем его идиллию? Зась! Гори он там ясным пламенем!

Евгению судьба Витька трогала ещё меньше. Боль от ожогов нарастала каждой минутой, и на ногах её поддерживало только одно — страстное желание отомстить. Она поклялась себе, что заставит Тараса и всех его новых дружков пострадать во сто крат больше за её испорченную красу. Она самолично превратит каждого их них в живой факел за её прекрасные золотые волосы, за чудесную матовую кожу, за грациозный изгиб шеи, которого теперь не будет, потому что, заживая, кожа обязательно натянется и пойдёт отвратительными багровыми рубцами. Она готова была даже умереть, но только после того, как уничтожит достаточно виновников её несчастья.

Мысли эти поддерживали её весь остаток дня после боя, пока они с Сергеичем смешивали масло, бензин и скипидар — благо все компоненты нашлись у Саныча в коморке. Смесь жутко воняла и у Евгении от этого отчаянно болела голова, её тошнило, но она не позволяла себе отвлечься и аккуратно разливала смесь по бутылкам. Потом встал вопрос как они донесут их к укрытию врага, и тут Евгения очень кстати вспомнила о санках Петра, на которых он таскал свои дурацкие книжки.

Санки нашлись на автобазе, а в них в коробке — рация — неопровержимое свидетельство измены Петра. Не зря, не зря её шестое чувство подсказывало ей не доверять этому бородатому лицемеру! Он морочил им головы со своим договором и законностью, а сам в это время вёл у них за спиной переговоры с их врагами, и может быть, даже планировал захватить власть! Евгения с наслаждением расстреляла рацию из «Беретты», потратив на это последние фирменные патроны. Жаль, конечно, теперь пистолет стал бесполезной железякой, а ведь так шикарно смотрелся у неё в руках! Евгения бросила «Беретту» в снег. Ничего, мир огромен и в нём ещё достаточно красивых игрушек.

Когда они с Сергеичем уже отходили от базы, Евгении вдруг почудилось козье меканье. Она оглянулась и в клубах дыма, застилающего улицу, действительно увидела силуэт белой козы — Зойка, удравшая утром подальше от переполоха, теперь проголодалась и пришла назад. Запах гари пугал её и она не решалась войти в развороченные ворота. Евгения равнодушно отвернулась, ей и в голову не пришло пожалеть козу, обречённую на голодную смерть в мёртвом городе посреди зимы. Тем более, что другая взбесившаяся скотина проткнула рогами её лучшего помощника!

Мысленно Евгения вернулась к тому моменту, когда они с Сергеичем нашли Кирилла и его убийцу, лежащими в общей луже крови. Евгению тогда поразило не то, каким странным способом был убит Кирилл, а то, что кровь человека и животного показалась ей совершенно одинаковой. Когда она вошла в кабинет, две лужи ещё медленно растекались из-под тел, а потом слились в одну, и Евгения не заметила никакой разницы в их цвете или густоте. Это показалось ей неправильным, чуть ли не кощунственным. Она почему-то была уверена, что всегда сможет отличить кровь животного от человеческой, а оказалось, что нет.

Пока она заворожено смотрела на расширяющееся кровяное пятно, Сергеич в полголоса матерился, награждая и Кирилла и козла множеством нелестных эпитетов и совершенно не задумываясь цвете их крови. Он по-простому решил, что на козьи рога Кирилла отбросило взрывом, но совершенно не понимал, что же Сёмка делал в кабинете.

— Говорил же ему — не ходи, чувство у меня плохое! — сокрушался он. — Ан, нет! Ему Ленку свою проверить захотелось — не прибило ли? Ромео чёртов! Как бы сейчас помог!

— Где же твое чувство раньше было, когда эти уроды на нас со своим броневиком пёрли? — ядовито спросила Евгения. — Дрыхло, пьяное в стельку?

Сергеич заткнулся, стушевался. Вчера после ареста Петра и его соратников он действительно набрался в зюзю, и весь вечер раздражал Евгению своими причитаниями по поводу развалившейся общины. Он чуть ли не жалел, что отправил Петра в подвал, поносил Кирилла, за то, что он приволок этого придурошного Витька на базу, а не пристрелил на месте. Ныл, пока Евгения не напомнила ему, что дело вовсе не в Кирилле или Витьке — дело в маленькой девочке, на которую некогда он приказал надеть собачий ошейник. Тогда Сергеич допил из горла бутылку коньяка и повалился на ковёр. Так и проспал на полу всю ночь, только когда уже начало светать, кошмар разбудил его и заставил найти в полутьме комнаты пистолет. Едва Сергеич прикоснулся к его рукояти, как с улицы послышался рёв двигателя, а потом ворота базы с грохотом и лязгом вышиб стальной монстр. Повезло еще, что в шкафу оказался верный «Кедр», с которым Сергеич не расставался как и со своим Макаровым, и к ним обоим был вполне приличный боезапас. У Кирилла тоже всегда был наготове Калаш с десятком рожков. Остальное оружие хранилось запертым в гараже, и добраться до него из-за броневика, перегородившего двор, не было никакой возможности. Да и бой длился всего-ничего — минут пятнадцать не больше. Потом броневик увёз нападающих прочь, несмотря на все те пули, которые загнал ему в колёса Сергеич. И откуда у сопляков взялся БРДМ? Не будь этой проклятой машины, всё могло сложиться по-другому!