Вячеслав Шалыгин: Перебежчик

Тот нахмурился и покачал головой: «Беда».

— И самого пистоля нет, так? — уточнил дотошный Учитель у Танка. Тот помотал головой. — Дела-а.

— Хорошо, «калаша» не прихватил, — сказал Рыжий.

— Хорошо, — нехотя согласился с ним Учитель. — Только все равно ничего хорошего. Похоже, попали мы, мужики. Как куры в ощип.

— О чем ты? — забеспокоился Боря. — Вы все. О чем? Что происходит?

— Произошло уже, — Танк устало махнул рукой. — Идем Деда искать, может, ему помощь нужна.

— Танк, Рыжий! — Борис занервничал еще сильнее. — Учитель, ты же человек, не то что эти гамадрилы! Объясни!

— Ворона Фил продырявил, — коротко ответил лидер группы. — Возможно, он и Деда достал. С огневой подготовкой Грин всегда дружил.

— Ты шутишь, да? — глаза у Бориса заблестели, а голос дрогнул. — Грина ведь Вика убила!

— Выходит, не убила, — Учитель взял парня за плечи и развернул в сторону дороги. — Шагай к машине, там Вика одна-одинешенька, да еще и в отключке. Охраняй.

— Я один?! — уже и вовсе с нотками паники в голосе спросил Боря. — А вы?!

— А мы Деда окрест поищем и тоже придем, — сказал Рыжий и слегка поддал Борису коленом пониже спины. — Шагай! С-сопляк…

Ощущения были что надо. Лучше бы сосредоточился на одном только звуке. Впрочем, тут хоть сосредоточься, хоть расслабься, не поможет. Когда по черепу щелкает «макаровская» пуля, пусть и вскользь, на пик нагрузки выходят все ощущения разом. Правда, тут же сворачиваются в тугой комок, который сначала мечется с набатным звоном под сводами черепа, а затем взрывается где-то глубоко в сознании перед внутренним взором фейерверком крупных желтых искр.

В принципе, это даже красиво. Только очень уж больно. А когда фейерверк гаснет, становится очень уж темно и страшно.

Фил провел ладонью по шее, утирая стекающую за воротник теплую кровь, а затем осторожно, кончиками пальцев, прикоснулся к округлой ранке на щеке.

Все-таки предвидения не обманули! Все случилось именно так, как пообещал голос извне! Были и паника, и отчаяние, и дрогнувшая рука палача, и мучительная боль, и счастье оттого, что эту боль чувствуешь. Все, как по сценарию. Пуля вошла в шею справа, ниже затылка и вышла из-под правой скулы. Причем почти ничего важного не задев. Порванное нёбо, мышцы, кожу и пару выбитых зубов можно не считать. Такое впечатление, что Вика намеренно выстрелила именно сюда, ведь она бывший стоматолог, знает, где что расположено в этой части головы. Может, так оно и было? Может, Вика только притворялась, что ненавидит Грина, а на самом деле пыталась его спасти? В таком случае совсем хорошо. То есть не совсем, но гораздо лучше, какая-никакая моральная поддержка.

А вот что крови много вытекло, это плохо. До сих пор полный рот и полжелудка.

Филипп кое-как сплюнул. Нет, рот уже не полный, и кровь не равномерно красная, а с темными прожилками и сгустками. Вроде бы кровотечение пошло на убыль. И то хлеб. Да что там «хлеб»! Для покойника самочувствие почти отличное!

Голова страшно болела и кружилась, шея отекла и занемела, в районе верхней челюсти что-то противно и будто бы само по себе похрустывало, ноги подкашивались, тошнило, как после трехдневного мальчишника, но сейчас все эти неприятные ощущения Фил воспринимал через призму главного калибра — через призму жизни. Чувствует тот, кто живет! Лучше, конечно, чувствовать что-нибудь приятнее боли и мигрени, но это смотря в какой ситуации. Сейчас Грину следовало оставить капризы. Сейчас любое ощущение становилось для него приятным и желанным, поскольку лишний раз напоминало о главной хорошей новости на всей его памяти. Филипп Грин продолжал жить!

И пусть началась эта новая жизнь довольно нервно, с борьбы в грязи, стрельбы, карабканья по скользким стенкам ямы и тяжелейшего марша на четвереньках по холодному лесу, но опять же, стоит ли привередничать? Главное — жив!

«Только Ворона жалко. Хороший мужик был, пусть и не слишком умный. Зато боец отменный. Змеевикам черепушки на раз дырявил. С его фактурой это запросто получалось. Перефразируя Владимира Семеновича: тюк прямо в темя — и нет гадюки. А погиб глупо. Просто попал под раздачу. Я ведь его только рукояткой приголубил. Мог бы отлежаться Ворон и снова в бой. Но тут этот Дед с револьвером нарисовался, палить начал наугад. Глупо и несправедливо. Жалко Воронцова. Но ничего не поделаешь — судьба. И потом, такие, как Воронцов, в новом деле не пригодятся».

«Цинично рассуждаешь, новорожденный».