Шимун Врочек - Метро 2035 - Питер. Война

– Пойдем с нами, – сказал Таджик. – Убер, поверь…

– Один вопрос: почему?

Лицо Таджика сделалось серьезным.

– Лётчик, – только и сказал он. – О чем ты с ним говорил?

– Ах, вот оно что. Мне интересней, Таджик, что ты делал на Владимирской, а? Или как теперь тебя называть?

– Это мы тоже обсудим, – смершевец помедлил. – Если захочешь.

Убер сделал шаг вперед. Потом вдруг пошатнулся, упал на колено. Закашлялся. Надрывно, до крови. Толпа подалась в стороны. «Больной, больной», прошелестело по платформе.

Капли крови на ладони.

Убер усилием воли поднялся, вытер тыльной стороной руки окровавленный рот.

Оскалил зубы. Они тоже были в крови. Розовые. Убер улыбнулся Комару.

– Ну, поехали, что ли? – сказал он буднично.

Хунта медленно и аккуратно отступил в тень, плотнее надвинул шапку на глаза. Быть узнанным ему совершенно не хотелось. Надзиратель с интересом наблюдал, как двое бьются против шестерых, потом – как бьется один, рослый и бритый. Затем – как этот один падает. И его начинают пинать… Плотный смершевец еле остановил расправу.

Молодого паренька отнесли в лазарет – по приказу главного из СМЕРШа. А бритоголового…

Скинхеда забрали с собой.

Что ж, подумал Хунта. Он вынул руку из кармана, где сжимал рукоять короткой заточки. Один удар в печень Уберу и… Но Хунта не стал торопиться. И правильно сделал. За его уродливым лбом обитал мощный и математически точный мозг. «Мне не придется его убивать. Уже хорошо».

За него, Хунту, это сделают другие.

«Так я и сообщу Директору».

«Хотя… на месте Директора я бы опасался, что однажды бритоголовый узник придет и за мной, как пришел за Лётчиком».

Хунта слегка улыбнулся. Это хорошо. Это правильно. Вот он, страх Директора. Это можно использовать.

Всегда полезно знать, чего именно боятся важные люди.

Под потолком камеры горела тусклая электрическая лампочка.

Убер перевернулся на нарах, зевнул. Зато хоть здесь выспался вволю. Почесал пальцами одной грязной ноги подошву другой. Перевернулся на правый бок, поморщился. Болело все тело. Словно его пинали вшестером… Стоп. Ведь вшестером и пинали!

Комар, подумал Убер. Что с ним? Черт, не помню. А Герда?!

– Свежа на удивление, – негромко запел он. – От туфелек до бус…

Внизу кто-то громко вздохнул.

Однако. Он тут, оказывается, не один. Убер свесился с койки, посмотрел на соседа. Паренек лет шестнадцати. Где-то он его видел, нет?

– Эй, парень, ты кто?

Парень открыл глаза, заморгал. Увидел Убера и замялся. Сказал:

– Я? Я – клоун.

– Что-о?!

Убер, потрясенный, хватанул ртом воздух. Похоже, единственный раз в жизни, у него, великого болтуна и насмешника, не оказалось слов.

– Твою же бога в душу мать, – пробормотал он. Потом уточнил: – А какой ты клоун – белый или рыжий?

Парень растерялся.

– Я… я, вообще-то, брюнет.

Скинхед захохотал. Поморщился, потрогал ребра.

Парень обиженно выпрямился.

– Что смешного-то?!

– Слушай, клоун-брюнет, – Убер помедлил, почесал затылок. – А как ты относишься к побегам?

Я устал искать рифму, поэтому плюнул и пересказал все стихотворение прозой. Всю идею и сюжет.

И даже мораль.

Простите меня. Я не справился. Пойду и напьюсь.

…Позже я ложусь, подвыпив, на засаленный финский пуховик и закрываю глаза. Земля мгновенно уплывает из-под меня. Я уношусь, лежа на спине, в бок, в сторону, вверх и куда-то за тысячу километров отсюда. Я плыву на грязном синем пуховике над океаном. Он баюкает меня, мой серый радиоактивный друг. Холодные брызги долетают до меня, но мне это нравится.

Соленый ветер овевает мое горящее от дешевой выпивки лицо.

Спи, говорит океан, спи. Я спою тебе мой тоскливый радиоактивный блюз.

Я слушаю его унылый серый блюз. И мне видится – дом, в котором пылает очаг и горит лампа на огромном деревянном столе. Теплый желтый свет падает на хорошие, добрые, усталые лица. Уютно. А вокруг стола сидят Бог, желтоволосый Иисус из рождественского комикса, негр с дырой в щеке и верзила с бритой головой и насмешливыми голубыми глазами. Они пьют коричневый виски из стеклянных стаканов с толстым дном и болтают о всякой чепухе.