Пауль Локамп - Есть время жить

Были и другие, которые кольями забили безобидного выпивоху соседа, единственной виной которого была нетвёрдая походка. С ним даже говорить не пытались, замесили сразу. А инвалиды, прикованные к постели? Их бросали в квартирах, обрекая на медленную, мучительную смерть от голода и жажды... И это уже делали не соседи, а их самые близкие люди — дети, жёны, мужья. Оставляли на смерть стариков только потому, что в машине уже не было места из-за загруженных чемоданов, которыми, кстати, были устланы городские улицы, когда люди дрались в пробках за возможность вырваться из города.

Пир во время чумы, иначе не скажешь. И такие, надо не забывать, тоже нашлись. Устраивали оргии, когда вокруг горели дома и гибли люди. Да, всякое бывало. Всего не упомнишь, а надо. Хотя бы как аргумент для моралистов, которые, задрав слюнявый взгляд в потолок, рассуждают о терпимости, доброте, человеколюбии и морали. Мораль — вещь хрупкая, лопается, как стеклянный бокал от кипятка; для этого даже эпидемии не нужно, достаточно было посмотреть вокруг. Как люди дрались за место в шлюпках, спасаясь с тонущих судов, как отбрасывали беременных женщин от аварийных выходов в самолётах. Правы были предки — изредка смерть человека скажет о нём больше, чем вся прошлая жизнь.

Почему я это вспомнил? Наверное, подвожу итог своих дел. Нет, не земных, с этим подожду, мне не к спеху. Просто Айвар прав, завтра для нас начинается следующий этап жизни. Новой жизни в новом мире.

К нам подходит Альгис, вытирая ветошью и без того чистые руки. От него пахнет смолой, свежими стружками и немного краской.

— Гробы сколачивал?

— Да, — он присаживается рядом со мной, — не положим же погибших мужиков просто так, в мешках.

— Колю же положили, — вспоминаю я.

— Для Коли я тоже гробик сделал, — он показывает руками размеры, — небольшой такой. Когда решим, где парней хоронить, то и его останки перевезём, а то как-то не по-людски получается, — виновато роняет Альгис.

— Спасибо тебе...

В ответ он только машет рукой.

— Да ладно тебе, Робби. Сейчас закончу и машину вашу проверю. Я тут подумал, Виду к себе переселю. Всё равно уезжаете, а пока вас не будет, пусть Аста с Каролисом отдельно живут, я так полагаю.

— Правильно полагаешь...

— Кота своего им оставишь?

— Нет, он к тебе больше привык. Возьмешь?

— Конечно, возьму, всё веселее будет. Кстати, Валерка с семьей решил уезжать отсюда. Хотел вчера, но я уговорил вас дождаться.

— Его дело. Куда едет?

— В сторону Калининграда собирается.

— Не доедет, — констатирую я, — хотя дуракам счастье, может, и доберётся. А там что, торжественный комитет по встрече его ожидает?

Альгис пожимает плечами

— Не знаю. Кстати, Линас бочку солярки привез. Сказал — для вас, в дорогу. Идём, хватит тут по одному слову в час бросать, поможешь гробы вынести...

Ну вот, машина упакована под завязку. В кузов мы грузим бочку солярки, которую обложили несколькими мешками с песком и надежно закрепили верёвками. Укладываем две запаски. Из еды в дорогу берём только тушёнку, армейские пайки и две канистры с питьевой водой. Ну и, конечно, некоторые важные мелочи, вроде кофе и лекарств. Личные вещи. Хотя какие тут личные вещи, кроме зубной щетки. Вида, добрая душа с железным характером и алмазным терпением, приготовила нам пироги в дорогу. Два спальника, газовая горелка и несколько котелков, чтобы не мешать кофе с супом. Разные бытовые мелочи. В общем, вещей, как мы ни старались, набралось много. Оружие выбирали долго, его накопилось немало. После долгих раздумий решили, что забираем Сайгу и РПКМ, чтобы с патронами не мучаться. Два цинка патронов к ним. Винтовка с тремя сотнями патронов и дальномер с баллистическим калькулятором, который остался мне по наследству от Сашки. Тысяча патронов для Глоков, пришлось забрать у Асты её семнадцатый. Два дробовика и по сотне патронов к ним. Куда нам больше — не штурмовать едем. При возможности объехать опасность — лучше так и сделать, не ввязываясь в ненужные перестрелки. Остальное мы оставим здесь, на базе. Вернёмся же, куда мы денемся...

— Ну что, Роберт, завтра в путь? — Айвар затянулся сигаретой, на миг осветив в сумерках своё лицо, — даст Бог, через неделю доберёмся до Украины. Увидишь своих. Сколько вы уже в разлуке?

— Больше двух месяцев, а точнее, ровно восемьдесят четыре дня...

— Не переживай, скоро встретишься. Несколько дней в пути, пусть неделя, не больше, и всё будет хорошо. Начнём новую жизнь, — он грустно усмехнулся, — на развалинах прошлого. Может, оно и к лучшему — мир перед концом света оскотинился окончательно.