Александр Купавых - Месть за отчуждение

Рассказал о «дырах» моим знакомым докторам. Они сказали, что тоже видели что-то, но что не разобрались. Пётр Степанович, соглашаясь со мной, сказал, что здесь лучше помалкивать, «эти бешенные» долго думать не будут, да и лучше мне оставить «чиркать в тетради», а то он говорит, видел, что там у меня, и за такое расстреляют. Я с ним согласен, но делать-то нечего».

Последняя исписанная страница дневника выпала на пол. Сталкер сидел на закрытом сундуке, в спину светило летнее солнце. Оно уже стало медленно клониться за горизонт, чтобы уступить законное время ночи. Облака на севере стали сгущаться, затемняя собой край горизонта, но не переставая двигаться, потакая ветру. Одиночка поднял страницу и положил её на дневник. Эта страница была потрёпана больше остальных и сильно испачкана грязью. Но это не помешала сталкеру различить в её верхнем левом углу дату второй чернобыльской катастрофы, а позже и текст, следующий за ней:

«Чёртов сегодня денёк. Меня и четырёх докторов привели в одну комнату, приказали ждать здесь. Проходит здесь что-то вроде мобилизации. Все посланы на какой-то «ключевой объект». Похоже, мы и ещё двое охранников реактора остались в близлежащем районе.

Что там могло случиться? Не узнаем мы этого точно. Скучно. Ждём ответов. Ну, хоть у Пётра Степановича часы есть. Кушаем, разговариваем, обсуждаем ситуацию.

Чертовщина какая-то! Слышны удары, тряска. Бред…Может, война началась? А ударив по саркофагу, хотят остановить нашу оборону…

…Голова раскалывается. Без сознания я был часов шесть, судя по часам. Головой ударился об стену, как взрыв произошёл. Похоже, опять в реакторе рвануло, взрыв был дьявольский. У меня до сих пор грохот в ушах. Доктора мои тоже в чувства возвратились. Пётр Степанович пытался связаться по рации, не помогло. Говорит, нужно разведать, что тут к чему. Я был против. Один из докторов, Владислав Яковлевич, представился как физик-ядерщик, говорит, что не стоит излишне беспокоиться и паниковать. На разведку сходить нужно, дозиметры у них есть и костюмы. Если фон опасный - сразу вернуться. Да и всем ходить не обязательно, лучше человека два - три. Пётр Степанович с ним согласился, а мне ради моего же блага посоветовал остаться. Я сказал, что мне не страшно, просто не хочу, чтобы люди рисковали. Владислав Яковлевич сказал, что во мне не сомневается, просто они профессионалы и это их стихия. В разведку они решили отправиться вчетвером, а меня попросили следить за переговорами по радио и попытаться словить нужную частоту.

Мне оставили рацию, и я буду в курсе, как проходит операция. В рации послышался голос Владислава Яковлевича:

- Фон допустимый, продвигаемся. Сейчас по лестнице, Пётр Степанович?

- Да.

Стали слышны шаги по лестнице. Стрекотание счетчика участилось.

- Фон возрастает!

- Да. Смотри, там же есть ход к разрушенному реактору, а вон и охранники лежат. Нужно проверить, может, живы ещё.

- Всё равно им конец. После такого не выживают, но для совести надо. Идём!

Слышны шаги, группа подходила к охранникам. Фон поднялся ещё.

- Нет, мертвы.

- Чёрт, это же реактор! Да в нем почти ни черта нету! Не уж то, всё вверх улетело! Пожар почти прекратился, можно попытаться пробраться под саркофаг, чтобы оценить масштабы катастрофы изнутри.

-Что оценить? Взрыв был адский! Умрёшь ты просто от лучевой болезни! Масштабы, я тебе и так скажу, грандиозные!

- Это мой долг перед моей родиной.

- Да плевать твоей родине на тебя! Да и вообще что ты сделаешь, унесёшь свой секрет в могилу?

- Делайте что хотите, а я проникну и оценю разрушение. Если саркофаг разрушен, то ядерное топливо снова отправилось в атмосферу. Знаешь, как здорово будет спутнику и вертолётом определять сквозь урановое облако степень разрушения саркофага? Дайте мне рацию, я сообщу то, что увижу, нашему оставшемуся специалисту. Он найдёт передатчик и сообщит всё властям, и они смогут провести подготовленную операцию! А если и суждено мне там подохнуть, то я, по крайней мере, максимально защищён!

- Да, Владислав Яковлевич прав. Хоть это и безумие, но я тоже пойду с ним. Михаил Степанович, вам с Иваном Петровичем можно не идти, даже лучше будет, если вы не пойдёте с нами.

- Нет, Пётр Степанович, мы с вами уже сработались, я вас одних бросить не могу. А если уж и суждено погибнуть, то всем вместе. Нечего потом всю жизнь о друзьях жалеть, да себя укорять.

- А вы и не укоряйте, просто не жертвуйте собой. Ваше геройство тут ни при чём. Хоть вы, Иван Петрович, умоляю вас, останьтесь. Не нужны нам лишние жертвы. Да и вы, напомню вам, Иван Петрович, и не с Украины вовсе. Так что вам лучше сберечь вашу жизнь и отдать её, в крайнем случае, за своё отечество!