Михаил Бычков - Подземка

Големы пошли в лобовую атаку через полчаса. Сначала добросовестно обстреляли из пулемета, потом мы увидели бегущие в нашу сторону фигурки. Неслись они быстро, все же реакции и, соответственно, скорости у големов куда выше среднестатистических показателей человека.

Не будь у Добрынина нас с Катей, возможно, штурм завершился бы удачей, но мы встретили атакующих прицельным огнем. Меткие выстрелы заставили големов снизить темп, а потом залечь или спрятаться за укрытиями. Началась долгая и беспорядочная перестрелка, в которой обе противостоящие стороны извели кучу боеприпасов.

Ни у кого не было опыта масштабных боев, поэтому победа склонялась то в одну, то в другую сторону. Побеждали не те, кто лучше, а те, кому больше везло в тот или иной момент.

Перелом в схватке наступил, когда мне удалось поджарить струей из огнемета сразу пятерых неосторожно подобравшихся големов. Их тела сгорели как спички. Боевики Добрынина радостно зашумели. В ответ раздалось несколько выстрелов, причем явно сделанных в полной растерянности. Пули ушли в «молоко». Враги подрастеряли боевой запал, а возможно, лишились сразу нескольких командиров. С этого момента мы перешли в контратаку.

Я бежал в авангарде, боекомплекта у меня осталось всего на два выстрела, не хотелось тратить его зря. Катя крутилась поблизости, но я так и не сумел перекинуться с ней хотя бы парой слов. События развивались стремительно.

Мы вышибли сволочную братию сначала из примыкавшего к концлагерю туннеля, а потом планомерно начали зачищать закоулки. Добрынин старался не доводить дело до рукопашной, в ней у големов было ощутимое преимущество. Твари могли рвать нас голыми руками.

Никто не испытывал жалости к врагам. Мы истребляли големов десятками. Возможно, часть уродов сумела уйти на поверхность, но таких, я думаю, было немного.

Несли потери и мы. Были и убитые, и раненые. Добрынина зацепило шальной пулей, но он, наскоро сделав повязку, по-прежнему вел людей в бой.

Внезапно мы увидели заслон, состоявший из мутантов с поверхности. Штук тридцать шипящих от злобы гарпий, а также какое-то количество йети и зомби.

– Стоять! – приказал Добрынин.

Люди послушно замерли. Мы не ожидали такого «сюрприза».

Кто-то открыл гермоворота и впустил сюда тварей. Но так оперативно они не смогли бы собраться. Была какая-то сила, которая вела их сюда. Я напряг мозг и сразу ощутил импульсацию этой силы. Она будто кнутом загоняла всех, до кого дотянулась.

Люди пока противостояли ее воздействию, зато твари… Да они просто с ума посходили. И без того враждебные ко всему человеческому, исчадия с поверхности буквально взбесились.

Я резко вырвался вперед, скосил передние ряды длинной изогнутой струей огня. Отвратительно запахло горелым.

Добрынин пробился ко мне, встал рядом.

– Надо во что бы то ни стало закрыть ворота, – сказал он.

Я кивнул:

– Сейчас я выжгу проход. Пусть ваши люди не зевают и идут по нему. Остальные прикроют.

– Я поведу к воротам, – вдруг выступила Катя.

Я пристально посмотрел на нее, коротко бросил:

– Нет!

– Я поведу, – упрямо повторила девушка.

– Хватит разговоров, – взорвался Добрынин. – Я отвечаю за этих людей, я и поведу.

– Вам нельзя, вы ранены, – сказала Катя.

Глядя на их перепалку, я попытался снять с себя ранец, но Добрынин замотал головой:

– Ни в коем случае. Ты единственный, кто умеет с ним обращаться. Сейчас принесут второй огнемет. Поджарь этих тварей как следует. И поверь, здесь будет ничуть не легче.

Я вздохнул:

– Будем считать, что договорились. Начинайте готовиться, а я пока устрою гадам «теплый» прием.

Скоро впереди горело все, что только могло гореть. Иногда живые «факелы» бросались к нам, но их тут же срезали автоматным огнем, потом Катя в сопровождении трех боевиков ринулась в выжженный проход.

Дым ел глаза, многие кашляли и чихали. Были и такие, что лежали, потеряв сознание. Их пытались оттащить в сторону.

Зов, гнавший сюда тварей, усилился. Многие уже начали ощущать его на себе. Люди недоуменно переглядывались, не понимая, что впивается в их мозг и пытается подчинить разум. Я видел, как их глаза наливаются пустотой, движения становятся неестественными. Зов превращал нас в послушных марионеток.

Я попытался выгнать из головы чужой шелестящий шепот, в котором не было ничего человеческого. На мгновение мне показалось, что от напряжения из моих ушей потекла кровь. Я машинально провел рукой по правому уху, поднес к глазам. Крови на руке не было. Слава богу!