Александр Грог - Время Пасьянсов

Еще деревенский дурачок принялся картофельную яму копать. Это по весне-то и картофельную яму? Ну и досмеялись - выкопал четыре черепа. Дед Кирилл тоже ходил смотреть. Черепа были не русские. Дурень выставил их на край, а потом расколотил палкой. Внутри ничего особого, тот же самый крупнозернистый рыжий песок. Местный песок, не чужой. Интересно, что других костей в яме не оказалось, как и то странновато, что голов было четыре, а не три. Факт, не русские головы.

Как всегда по весне мальчишки собирали и приносили стреляные гильзы войны, которая только должна произойти. Той, в которой должны были погибнуть...

Примет много, а все вместе собрать, ничего путного не сходится. Ни плохого, ни хорошего. Обыкновенные приметы - весенние.

Яму, дурака, таки заставили закопать. Не хотел... Лучший аргумент дураку - кулаком промеж глаз, что хоть и не довод, не логика, но зело действенно. По весне тож...

От реки вдоль тропы в ряд стояли тонные одонки - ровненькие, будто обстриженные ножницами, уже почернели с краев - сенца в прошлый год наготовили в избыток. В пойме завсегда трава вымахивала по пояс. Теперь, верно, пойдет на подстилку - весна ранняя, зелень уже занялась...

Глянул на реку.

С того разу, как огольцы с динамитом рванули заброшенную древяную лучку и спустили воду с запруды, чтобы полюбоваться на голых русалок, река обмелела. Ой, не пошла им та рыбалка впрок!..

Дед Кирилл хихикнул.

Поток погнал мимо одеяло желтых прошлогодних листьев, торчащая коряга источенного комля дерева, что застряла поперек реки года два назад, распорола его надвое, затем быстрина перемешала, и уже против кладок листья на мгновение сложились в слово "ЖДУ" на ромейском, а старая ольшина за спиной подтверждающе скрипнула три раза.

Дед Кирилл почесал залысину, вздохнул. Понятное дело - Весна! - придется идти, попусту просеять мужское семя, вместо того, чтобы вспрыснуть его тем, от кого еще могли пойти его малые копии. Все из-за того, что однажды по молодости не устоял, снасильничала над ним на ковре кленовых листьев одна озорная... чье имя и по весне вслух поминать неловко! Ладно бы просто снасильничала, но произошло это под древом исполнения желаний. Да и он, по всему видать, возжелал того же самого, теперь же - смех да грех! - едва ли не на пороге старости, но в каждый год по весне, когда все просыпается и идет в свой первый загул... тоже придется идти. Ему-то седина в бороду, но что за ей бес в ребро?

Дед Кирилл крякнул, но не то, чтобы очень расстроено. Тут же поймал себя на этом и устыдился. Вдавил в землю клюку - пусть зацветает. Будет дерево для висельника, место хорошее, может и самому пригодится...

Мефодий был у себя на дворе, обстругивал ножом большие ржавые гвозди-костыли. Рыжая стружка-окалина, безуспешно пытаясь свиться в кольцо, сыпалась под ноги, обнажая чистое серебро металла.

- Ножик займи - схожу гляну, что деется, - попросил дед Кирилл.

- Опять неймется? Не находился еще? Не набригадирствовался?

Протянул нож с горбатой ручкой - блеснул глаз-камень. Стал также отстегивать ножны с пояса - две костяные пластины.

- Не надо - у меня свои.

Поискал место на левой руке свободное от шрамов. Рука была исполосована изрядно. Ровные белые полоски теснились одна к другой.

- А ты на правой, - посоветовал Мефодий.

Правая была такая же, только полосована не столь ровно.

- С ноги возьми.

- А ходить?

- Дохромаешь...

Дед Кирилл сделал первую ходку. Хорошую ли, плохую - не понять. Взгрустнул над пряжкой ремня, что прямо на глазах рассыпалась пылью. Пожалел, что не запасся костью, но как знать такое заранее? - В миру, где из-за давнего проклятия, ржа съедает оружие в несколько минут, всегда можно неплохо расторговаться. Но ножику-то, конечно, ничего - нож не простой...

Попал явно не туда. Снова резанул по руке - расчетливо, чтоб ни каплей больше - размазал кровь по лезвию, опрокинул вниз, ожидая, когда красная капля-шарик соберется на кончике и спадет наземь. Дождался, разом и шагнул через...

...На сей раз дорога была - "катись боком". Здесь весна запоздала. Колея застыла причудливыми изгибами. Глубокие лужи затянуло льдом, который под собственным весом просел, ломаясь по краям. Там, где чернелось, подтаяло больше и теперь блестело, искрилось на солнце тонкими слюдяными чешуйками.

В этом миру дед Кирилл уже не был дедом. Десятка на три годов помоложе. И глупее - решил он. Потому постановил вести себя строже.

Человек - сравнительно позднее явление в природе. Опыт его по сравнению с опытом природы - ничто. Слушать следует то, что в себе - давнее!