Дмитрий Северов - Комсомольск 2013

— Куда ехать?

Я убрал пистолет от его шеи, облокотился на кожаную спинку.

— Давай на взлётную полосу авиазавода!

Он плебейски кивнул, двинув рычаг переключения передач. Мимо за стёклами поплыли редкие деревца, тучи мошки очертили длинные трассы света. Переваливаясь на ухабах, джип осторожно вылез на асфальт, размеренно заурчал протекторами.

— Как погибнуть генерал?

Молодой азиат снова тронул рычаг скоростей, кидая косой взгляд в зеркало заднего вида.

— Мне он быть как отец?

Хамер стремительно пронёсся мимо сгоревшего здания кафе "Барракуда", сбросив скорость, повернул на улицу Лазо.

— Не моя вина, — признался я чистосердечно, — хотел его замочить, хотел, но твой чёртов папаша сам напоролся на железяку.

Мимо автомобиля проносятся залитые светом девятиэтажки, по тротуарам снуют китайские физиономии. И как раньше мы ездили к ним за шмутьём, отдыхали на море, восторгались успехами Поднебесной. Сейчас меня буквально воротит от одного их вида, закрою глаза и вижу живого Ло на трибуне "Авангарда". Дома около магазина "Рассвет" остались позади, за окном мелькают коттеджи частного сектора.

— Ди Ло быть чуткий и мягкий человек.

Я слушаю в пол уха, но внутри всё буквально кипит. История красноречиво доказывает, многие тираны были заботливыми родителями. Сталин, к примеру, безумно любил внуков, а Мао души не чаял в детях, тем не менее, и одному и второму это не помешало угробить миллионы.

Хамер пулей проскочил перекрёсток с залитым светом проспектом Победы, обрулив ползущий грузовик. В паре метрах мелькают крадущиеся велосипеды, у светофора ждёт зелёного света внушительная толпа пешеходов. Сейчас Комсомольск сильно смахивает на Харбин, во всяком случае, китайское население далеко перевалило за пятьсот тысяч.

— Не отвлекайся, — я нервно качнул пистолетом, не сводя с азиата глаз, — его мягкости я сполна отведал на стадионе.

Китаец притормозил, на следующем перекрёстке, пропуская колонну машин по Ленинградской.

— Твой быть на стадионе? — он обернулся, не скрывая удивления, — это быть воспитательная акция.

— Воспитательная, — взорвался я, — нет голуба, это было массовое убийство. Я не понимаю, как такая политика вяжется с имиджем вашей страны?

Переводчик надавил на педаль газа. Хамер заревел, мощно ринулся вперёд, вспарывая полумрак улицы ослепительным светом.

— Право сильный, нет нужда думать, что считать другие.

— Вот, вот.

Справа промелькнуло тёмное полуразвалившееся здание гарнизонного дома офицеров, впереди выросли ворота на въезде в военный городок. Таллиннский истребительный полк, что здесь базировался раньше, давно приказал долго жить, о чём говорят развалины военного городка. Панельные девятиэтажки в которых жили военные высятся аккуратными холмиками строительного мусора, так и не убранные китайцами. Новые власти только отремонтировали забор, а в остальном со времени массированной бомбардировки авиазавода, всё осталось без изменений.

— Вперёд, не тормозить!

Я приставил пистолет к шее азиата, не сводя глаз с быстро приближающихся металлических ворот. Хамер машина тяжёлая, почти танк. Два китайских солдата охранявшие въезд не сразу поняли, что происходит, во всяком случае, выстрелы затрещали только спустя несколько секунд, как мощные створки ворот отлетели в стороны. Я даже удивился, как легко джип проломил преграду. Одна фара погасла, вторую видимо повело, так как луч стал бить куда-то в сторону. Прямой участок дороги несётся навстречу, впереди вожделенная свобода. Как долго я мечтал об этом, представлял, как уберусь отсюда к чёртовой матери. По крыше автомобиля застучала мерная дробь. Заднее стекло с треском рассыпалось, на лобовом я увидел несколько аккуратных дырочек.

— Пригнись, — заорал я на ухо китайцу, — не время умирать, ты мне ещё нужен.

Хамер пулей выскочил на открытое пространство, покатил, мирно шурша шинами по бетонке аэродрома.

— Давай туда!

Я показал рукой вдаль на слабоосвещённый силуэт самолёта. Сердце сжалось, глаза слезятся. Топовые огни быстро приближаются, хвост, крылья, растут, словно по волшебству. В луче света фары уже различаются русские буквы на фюзеляже, синяя полоса от кормы до кабины пилотов. Я невольно посмотрел назад, опасаясь, погони, но увидел лишь пустынную взлётную полосу. Слева бетонку обрамляют грандиозные развалины цехов гагаринского завода, справа, насколько хватает глаз непроглядная тьма. Валерий сказал, что борт дипломатический и узкоглазые не сунуться, что-то слабо верится.