Андрей Посняков - Князь-меч [СИ]

Рука сама собой к шапке рванулась:

– Ой… господине!

– Тихо! – цыкнул Довмонт. – Спокойно все спроворь, понял?

Лодочник закивал, побежал к ладейке, что-то крикнул гребцам – двум дюжим парнягам. Те засуетились, быстренько повыкидывали из ладьи всякий мусор.

Семен – он первым шагал – внезапно наклонился к воде… и вытащил потешную скоморошью личину – маску.

– Скоморохи, – подбежав, оглянулся на князя Кирилл Осетров.

– Ну-ну, – Довмонт скривил губы. – Начал, так договаривай.

– Я к тому, что скоморохи частенько отроцев беглых сманивают, – щурясь от отражавшегося в речной воде солнышка, быстро пояснил сыскной. – Не силой, конечно… но бывает и силой. Ежели отрок наш сам от чего-то бежать задумал – мог и к скоморошьей ватаге прибиться. Оченно даже мог.

– Умен, – скупо похвалив помощника, Степан искоса глянул на князя – вот, мол, какие у меня орлы-молодцы! Похвалил и сразу же повернулся к лодочнику. А того и спрашивать уже не надо было. Бородищу пригладил да отрапортовал:

– Сеночь бояричи со скоморохами катались. И с непотребными девками. Одна – Настасья Заваруха, другая – Олька Кривая нога, третья – Миленка Розова.

– Что, Миленка родила уже, что ли? – тиун Степан Иваныч не постеснялся обнаружить весьма близкое знакомство с предметом своей деятельности. Ну, а кого было стесняться-то? Князя, что ли? Так одно дело делали.

– Давно уже родила, еще на Пасху, – важно пояснил владелец резной ладьи.

Тиун покивал:

– А младенца, поди, придавила-приспала…

– Отчего ж придавила? Выращивает. Лебедушкой назвала. Дочку родила-то.

– Молоде-ец, – вслух подивился Степан. – Не знал, что Миленка такая… Ладно! Так что, княже, к скоморохам пойдем? Они ж, верно, где-нибудь на реке становищем встали?

– Там, там, на реке, – лодочник охотно указал рукой. – По течению, у плеса. Да я ж вас довезу вмиг! Прошу – пожалте.

Отвалив от пристани, ладейка так и поплыла вдоль берега, не выбираясь на середину реки. Видать, ловко управлявшийся кормовым веслом лодочник прекрасно знал все здешние мели.

Кибитки скоморохов виднелись за деревнями у самого плеса, невдалеке от утрамбованной возами дороги и луга со свежескошенным сеном. Сено сохло на летнем солнышке, еще не складывали стога, и запах стоял такой, что князь невольно закусил губу – больно уж сладко и славно пахло! Сухой травой, покосом… Родиной.

– Боярина Федора Скарабея землица, – выпрыгнув из ладьи, пояснил тиун. – Боярин прижимист. Не за просто так скоморохов пустил. Поди, выгодно.

Скоморохи варили уху, вкуснейший ее запах смешивался с запахом сена и росшей неподалеку смородины.

– Налимья? – подойдя, Довмонт кивнул на кипящий котелок.

– Присаживайся с нами, господине. Похлебаем. Ложка, чай, есть?

Староста бродячих мимов, потешников и музыкантов чем-то походил на цыгана… или на постаревшего музыканта, осколка хард-роковых групп семидесятых. Длинные темные патлы, кудлатая бородища почти до самых глаз – еще джинсов и черных очков не хватало.

– Ищете кого? – пригласив незваных гостей к костру, староста вовсе не намеревался тратить время даром. Лучше уж заранее расспросить, узнать…

– Да вы ешьте, ешьте! Рыбы еще наловим, наварим ушицы… хозяин разрешил.

– Скарабей-боярин? – присаживаясь, усмехнулся князь. – И много он с вас берет?

Скоморох спокойно зачерпнул деревянной лодкой ароматное варево, подул, попробовал… немножко посидел, блаженно щуря глаза, и только потом ответил:

– Сколько б ни брал – все его. Зато место удобное – и Плесков-град рядом, и на Изборск дорожка – вон. Да хлебайте вы, ватажники мои пока отдыхают. Вчерась наработались, ух! По всей реке слыхать было.

Рядом с кострищем, на свежесрезанной коре были аккуратно разложены ложки, некоторые – недавно вырезанные, светлые. Одна их таких – обгрызена, и, судя по зубам – грыз ребенок…

Уха и впрямь оказалась вкусная, налимья. Спутники князя не преминули усесться рядом, вестимо, с разрешения, и теперь тоже работали ложками, словно три дня не ели. Довмонт все подумывал, с чего бы начать расспросы, да вот беда, с таким-то вкуснейшим варевом никакие умные мысли в голову не лезли, не хотели – перебивала проклятая налимья уха!

Так ничего и не придумав, надежа и опора Пскова спросил прямо:

– Отрок с вами давно ль? Ну, этот… Кольша. Вон, ложка его.

– Ложка-то есть, – степенно покивал скоморох. – А самого отрока – нету. Сбежал! Вчерась еще уговаривался с нами в Изборск идти – и вот, видать, раздумал.