Владимир Торчилин - Институт

- Правильное решение, - громко одобрил Филимоныч, которому теперь не надо было заботиться о том, как контролировать неформальные застольные беседы.

А Франко закончил:

- По-моему, это все. Но если у вас есть вопросы, я постараюсь ответить.

Все было понятно. Кто-то, однако, полюбопытствовал:

- А купаться в этом озере можно?

- Ну, это вряд ли. Вода очень холодная. Даже к концу лета мало кто купается. Градусов девятнадцать-двадцать – не больше. А сейчас должно быть и вообще около шестнадцати.

Кто-то из советских на задних рядах хохотнул:

- Самое оно – похмелье снимать!

Прокопенко неодобрительно прокомментировал:

- Нечего глупости говорить. Работать едем, а не развлекаться. Сейчас я разобью всех по парам – заселяться, а потом...

- Нет уж, извините. Николай Филимонович, - перебил его вконец испорченный университетской демократией Толик – мы, все-таки, не дети, и как-нибудь по парам сами разобьемся, кому с кем соседствовать. Я, например, лучше с товарищем поселюсь, чем с кем-нибудь малознакомым. Думаю, что и остальным так сподручнее. И для дела полезнее.

Делегация одобрительно зашумела. Филимоныча передернуло, но логического обоснования своему неудовольствию он не нашел, а потому снисходительно повелеть соизволил:

- Хорошо, не возражаю. Решайте сами.

Толик повернулся к сидевшему рядом Игорю:

- Давай вместе?

- Идет, - с удовольствием согласился Игорь.

До места доехали уже в полной темноте, хотя времени было только чуть за восемь. Так что всех природных красот, о которых рассказывал в дороге Франко увидеть не удалось. А вот внутри оказалось совсем неплохо. Резной мрамор, мореный дуб и вообще всякая буржуазная роскошь. Плюс та самая франкова помощница, которая, по его словам, говорила по-русски. Как оказалось, именно эта шикарная полногрудая и, похоже, вполне натуральная блондинка – хотя и итальянка – и должна была заниматься их расселением: наверное, организаторы полагали, что с дорожной усталости русская делегация по английски говорить не сможет, так что без помощи русскоговорящей красотки не обойтись. Делу это, безусловно не повредило, но вот кое-кто и, в первую очередь, Рамаз как раз наоборот – при виде переводчицы в кофточке расстегнутой на все верхние и не только верхние пуговицы русский забыл напрочь и непрерывно приговаривал что-то явно восторженное по-грузински, стоя сзади Игоря с Толиком. Как бы то ни было, расселились действительно быстро, тем более что по парам разобрались еще в автобусе. И то – одно название, что расселение: подходит к блондинке один из двух, называет две фамилии, смотрит, как она ставит напротив них галочки в своем коротеньком списке, получает два больших бронзовых ключа, к каждому из которых привешена аккуратная бирка с двумя цифрами через тире – сначала номер этажа, а потом номер комнаты, и гуляй себе в апартамент. Ни паспортов, ни бланков, росписей... Даже скучно как-то. А рядом Франко как заведенный приговаривает:

- Пожалуйста, через полчаса на обед. Вон через ту дверь.

И показывает на огромную резную дверь в дальнем конце мраморного холла.

V

Игорю с Толиком досталась комната на втором этаже – жилая часть виллы была трехэтажная – недалеко от широченной и тоже мраморной лестницы. Саша Северцев и Сема Мильштейн, с которыми они уже договорились занять один столик, оказались напротив, Рамаз с бакинцем полезли на третий этаж, а за остальными они не очень-то и следили. Прокопенко, как большой ученый и начальник, был поселен один – итальянцы советские правила тоже знали. В общем, без места никто не остался. Номер был шикарный – с высоким потолком, добрым десятком разнообразных ламп, торчащих из всех возможных мест, двумя огромными кроватями, двумя же письменными столами, мраморной ванной, как минимум, на четверых, и большим балконом, с которого, правда, за темнотой ничего кроме нескольких невнятных огоньков видно не было, так что любование окрестностями отложили до утра.

Получаса, чтобы раскидать вещи и ополоснуться, им хватило с лихвой, так что в столовую входили без опоздания. Итальянцы были уже на месте – примерно половина столиков в потрясающей красоты зале с огромными яркими люстрами и окнами во всю стену уже была занята незнакомыми и, следовательно, итальянскими личностями, а вот из советских они оказались чуть не первыми. Так что столик выбрали прямо у окна, за которым на тот момент, правда, была сплошная чернота, но впоследствии ожидался вид на это самое Лаго ди Гардо. На столе стояли закуски – разные там сыры, колбасы и маслины блюдо с хлебом. В середине стола располагались две бутылки – одна уже откупоренная 0.75 с красным вином и вторая маленькая – то ли 0.25, то ли 0.3 – с отвинчивающейся, но еще неотвинченной пробкой и надписью на скромной белой этикетке: “Граппа”, то есть виноградная водка или, в более привычном выражении, чача.