Владимир Торчилин - Институт

Дальше все развивалось стремительно. Сначала их пригласил к себе завкафедрой и растолковал все преимущества нового дела, а также и то, что всегда те, кто оказываются у истоков, в конечном счете, получают больше, чем примкнувшие позднее, о чем бы там речь ни шла. Подействовало. А уж когда тот заговорил о позициях старших научных, то не просто подействовало, а сильно увлекло. Потом было несколько встреч с будущим Генеральным, разворачивавшим перед ними такие радужные перспективы, что, даже если их и подсократить впятеро, то все равно звучало здорово. К тому же он дал понять, что, в силу высочайшего интереса ко всему проекту, он не исключает и организации разнообразных международных сотрудничеств, что предполагало возможность поработать в течение некоторого времени за пределами нашей тогда почти что полностью невыездной Родины. В общем, согласились все. И теперь уже переговоры для каждого приобрели более конкретный характер. Отдельные директора, которые до того просто молча присутствовали на сольных концертах Генерального - все они, как на подбор, были сравнительно молодыми и европейски элегантными - выбирали их, как ямайские плантаторы рабов на рынке. Только что в зубы не смотрели. Но все равно, получилось как-то так, что поскольку основную фундаментальную науку предполагалась сосредоточить только в одном из индивидуальных институтов, а остальные должны были заниматься проблемами более прикладными, то группу университетских теоретиков решили не дробить, и, за исключением одного парня с игорева курса, все остальные в итоге попали к одному Директору. И всё обещанное, в смысле должностей, зарплат и некоторого количества помощников младшего ранга, действительно получили почти мгновенно.

III

Надо было начинать отрабатывать авансы и привыкать к новой жизни. Нет, в каком-то смысле, она не так уж и отличалась от старой университетской, во всяком случае, в том ее виде, как она проистекала на старой кафедре. Лаборатория - она и в Африке лаборатория, а семинар - он и в Африке семинар, так что всё или почти всё, касающееся собственно науки, изменилось мало. Конечно, сколько-то времени ушло на переезд в новые здания и на всякую мелкую организацию, но зато и помещения были попросторнее и поновее, чем привычные Игорю, а уж про деньги, отпущенные на оборудование, на старом месте он даже и мечтать не мог. Что было другим, так это вся система взаимоотношений, постепенно образовавшаяся в новом здании Института. Строгость иерархии, с которой в более раскованной университетской атмосфере не то чтобы не считались - своего завкафедрой они тоже не на "ты" называли, но придавали куда меньшее значение, тут была, очень заметной, а оттого и непривычной.

И непривычность начиналась с самого верха, то есть с самого Директора. Кстати, сама его фигура была какой-то несколько мистической. Не в смысле житейском - тут он как раз был ясно виден во весь, так сказать, рост: в районе сорока, высок, спортивно подвижен, нервно нетерпелив, криклив по пустякам и, как правило, исключительно груб со всеми без исключения сотрудниками независимо от их возраста и пола. Кстати, любимой его угрозой по любому поводу было милое обещание: "Рылом хрен копать заставлю!" Нет, тут все понятно. Таких везде немало, и на них Игорь со товарищи насмотрелись по самое не хочу. Таинственность начиналась, как только дело касалось проблем научных. Начать с того, что никто толком не знал, чего он такого в своей научной жизни сделал, чтобы оказаться доктором наук, профессором и, главное, опорой и надёжей Генерального во всем, что касалось, так сказать, чистого знания. Конечно, какие-то его статьи в журналах найти можно было, но из них, как их ни комбинируй, никакого серьезного представления о его научных интересах и достижениях не возникало. Так - там словечко, тут словечко, и откуда в итоге образовалась песенка, да что там песенка, целая оратория, понять было невозможно. Вот что удалось установить наиболее любопытствующим, так это то, что его докторская была "закрытой". А поскольку хорошо было известно, что очень даже частой причиной "закрытости" диссертации являлось сочетание низкого качества работы вкупе с наличием у защищающегося мощной "руки", помогавшей работу "закрыть" под любым предлогом, чтобы свести к минимуму возможность посторонней критики от разных там сильно умных знатоков, которых просто-напросто не вносили в список допущенных на сам процесс зашиты, то сильные подозрения по поводу вполне бесславного научного прошлого Директора в Институте наличествовали. Но, как говорилось в те либеральные времена, подозрения к делу не подошьешь, так что Директор был принят просто как данность, данная Генеральным Институту в ощущение. А с данностью надо жить. И, желательно, в согласии.