Владимир Торчилин - Институт

Тишина в комнате даже как-то закаменела. В сторону Знаменского все просто боялись посмотреть. Да, впрочем, и смотреть бы долго не пришлось, поскольку Знаменский буквально вылетел из помещения, хлопнув, естественно, дверью. Когда его топот затих в глубине коридора, Львов назидательно сказал как бы одной только сборщице:

- Вот видите, Ниночка, к каким непрятным результатам может привести бестактный вопрос, да, к тому же, невовремя и заданный. Учитесь свое любопытство сдерживать, если, конечно, оно не связано с вашей научной работой.

И тоже вышел. Спокойно и без хлопанья дверями. Естественно, об этом чудном диалоге к концу дня знал уже весь институт. Но вот ни одного выезда за рубеж Львову не утвердили в течение всего времени, пока Знаменский был, так сказать, при исполнении.

IV

Разумеется, Знаменский не был бы самим собой, если бы по истечении какого-то срока - лет, примерно, полутора-двух - ни решил, что за его беспорочную службу ему уже положена соответствующая награда. А поскольку он службу свою ценил высоко, то и на награду замахнулся приличную. Наиболее верный способ поддержать и повысить свое научное реноме в глазах окружающих он видел в шагании вверх по лестнице должностей и званий. Должности выше, чем его завлабская никто в Институте предложить ему не мог, поскольку следующим этажом была уже дирекция, а Директор сидел в своем кресле, как влитой (хотя, как позже выяснилось, не всем это было так уж стопроцентно ясно), и его заместители, лично им отобранные и подготовленные, тоже никуда не собирались. Тем более, что заместителей он вообще имел только по общим вопросам и по хозяйству, а в научном помощнике и вовсе не нуждался. Ибо повелевать законами природы на своем уровне их понимания он вполне мог и в одиночку, а если бы в замы по науке ему попал бы реальный ученый, то даже страшно подумать, к разглашению каких тайн это могло бы привести! Так что о должностном росте Знаменскому и думать не приходилось. А вот насчет званий - дело другое. Поэтому он решил податься в Академию Наук. Ну пусть даже и не академиком, так хотя бы членом-корреспонденом. Тоже неплохо. Главное - любой ценой пробиться, а там... Как говорится, и худой поп повенчает, а хороший не разведет. Правда, надеяться на то, что вдруг возьмут, да и скажут, что вот, мол, Иван Александрович, давай иди департаментом управлять (то есть, становться членом-корреспондентом), ему не приходилось, и он это понимал. Так что строить свое благополучие, по крайней мере, на первом этапе, надо было собственными руками. И, решив, он стал ковать железо.

Следуя дипломатическому протоколу, он начал с Директора, который, хотя к тому времени сам уже некоторое время был членкором, вполне мог не слишком одобрительно отнестись к тому, что в Институте может появиться человек одинакового с ним ранга даже если всего по одному параметру. К тому же, если рядовым профессором Директор мог в любую минуту без малейших раздумий подтереться, то с членкором дело обстояло сложнее, ибо на его защиту, если что, вполне могли бы встать какие-то члены Академии, тем более, что недоброжелателей у Директора хватало. Знаменский все это понимал, почему на добрых две недели буквально прилип к Директору и даже как бы поселился у него в кабинете. Во всяком случае, кто бы за эти недели к Директору ни заходил, каждый видел скромно прилепившуюся в уголку роскошного кожаного дивана бабью фигуру Знаменского, и Директор даже не просил его выйти при появлении очередного посетителя. Что там говорил Директору Знаменский, никто, естественно, не слышал. Но догадаться было нетрудно. Поминал все то дерьмо, которое он по прямому директорскому поручению кушал в течение добрых двух лет и ни разу не поперхнулся. То есть, не подвел. А за такую преданность он просит поддержки и помощи.

Осада принесла свои плоды. За пару месяцев до назначенных на тот год выборов в Академию на очередном Ученом Совете Директор разразился длительной речью на предмет того, что успехи их Института явно недооцениваются ревнивыми руководителями академической науки, и основной причиной такого положения вещей является недостаточная преставленность Института в соответствующем отделении. Всех их только один Директор и представляет, а ему разорваться трудно, почему порой всякие важные решения, от которых можно было бы что-нибудь и урвать, если подсуетиться, принимаются в его отсутствие, так что все сотрудники Института своего, к сожалению, не добирают. Вот совсем недавно распределяли ассигнования по программе, в которую Институт несомненно вписывается, но поскольку в момент принятия окончательных решений он, Директор, был в Париже, то, естественно, получилось мимо денег. Далее делался логический вывод - если бы в Институте был еще один член Академии, то, чередуясь, они двое никогда и ничего не упустят, а польза будет всем. И кто лучше можег справиться с такой подстраховкой, чем Борис Глебович? Почему бы им, то есть Ученому Совету, не порекомендовать большому Совету всего Центра выдвинуть Знаменского кандидатом в членкоры, а уж там и сам Директор и, скорее всего, Босс постараются использовать все свое влияние для победы. И всем будет хорошо!