Ян Валетов - Лучший возраст для смерти

Белка сидела на ящиках напротив, положив автомат рядом, и внимательно рассматривала гостя.

– Обратно тебя не возьмут, – сказала она наконец.

– Знаю…

– В лесу тебе не выжить.

Тим постарался изобразить улыбку, но она получилась кривой.

– Это тоже не новость.

– Почему они тебя не любят?

На этот раз пожал плечами Книжник.

– Я не охотник.

– Этого недостаточно.

– Я бесполезен для племени.

– Звучит понятнее, – совершенно без улыбки произнесла Белка. – Странно, что ты продержался так долго.

– Я старался.

– И никто не поднял за тебя голос?

– У меня нет друзей.

– Кроме книг? – спросила Белка.

– Кроме книг.

– Единственная польза от книг – ими можно топить, когда холодно, – сказала она с той же ледяной серьезностью.

В полумраке Книжник не очень хорошо видел ее лицо, но был уверен, что на нем нет дружелюбного выражения.

– Но ты же хочешь обмануть Беспощадного?

– Да.

– Тогда нам понадобятся книги.

– Все? – спросила она.

– Нет. Всего две. Но без них мы можем не начинать.

– Они с тобой?

Книжник вздохнул.

– Они остались в Библиотеке.

– Это плохо…

– Да, – согласился Книжник. – Это очень плохо. Но без атласа и дневника мы никуда не дойдем.

– Что такое атлас?

– Это карта.

– Еще раз…

– Это книга, по которой можно узнать, куда идти. Там нарисованы реки, дороги, города…

– Как все сейчас? Или как все было до Беспощадного?

– Конечно же «до»!

– Полезная книга, – сказала Белка, чуть помолчав.

– Реки остались там же, – возразил Книжник. – Дороги тоже. И города на месте.

– Хорошо, – согласилась она. – Наверное, это поможет. А что такое дневник?

– Дневник? – переспросил Книжник и задумался. – Это такая книга… Ее человек пишет о себе. Что с ним произошло, что он видел, с кем говорил, что делал, куда ходил?

– Каждый день?

– Нет, не каждый. Когда что-то случается… Например… – Тим вздохнул, – я сегодня не попал в дира и за это Вожди выгнали меня из племени. Я уже думал, что умру сегодня в одиночестве, но моя старая знакомая Белка спасла меня от ночных ужасов и даже накормила…

Белка фыркнула.

– И это кому-то интересно?

– Раньше люди читали книги.

– Мир, в котором люди читали книги, умер, Книжник.

– Он умрет, когда мы перестанем читать. Пока мы только перестали писать, но это еще не конец…

– И ты пытался объяснить это Ноге? – спросила Белка. – Тогда понятно, почему он тебя не любит… Хорошо… Чем нам поможет этот дневник?

– Он поможет нам найти место, где родился Беспощадный.

– Беспощадный – не человек, – произнесла Белка, четко отделяя слово от слова. – Беспощадный не мог родиться и не может умереть. Беспощадный съедает нашу жизнь, но он не живой. Не говори глупости, Книжник.

– И все-таки он родился, хоть и не так, как человек, – пояснил Тим терпеливо. – Этот дневник… Понимаешь… Я знаю, в это трудно поверить, но… Как бы объяснить так, чтобы ты поверила?

– Попробуй просто сказать правду.

– Хорошо. Это дневник девочки, отец которой создал Беспощадного… Дочери человека, который убил старый мир.

Он замолчал, глядя на Белку.

Глаза Тима уже привыкли к полумраку, и он разглядел, как из капюшона ее худи за ним наблюдает ручная белка – сверкали черные блестящие бусинки. Лицо ее хозяйки почти ничего не выражало.

– И там написано, что Беспощадного можно обмануть?

– Беспощадный – это болезнь. От нее есть лекарство. Если мы правильно прочтем дневник, то сможем попробовать найти его, но для этого мы должны вернуться в Парк и забрать все, что нужно, из Библиотеки.

– Ночью, – сказала Белка.

– Что ночью? – переспросил Тим.

– Мы вернемся в Парк ночью, Книжник. Пока ты можешь вздремнуть.

– Ты мне поверила? – Тим заулыбался дурацкой счастливой улыбкой, глаза смешно сощурились. Вылитый чайна-бэбик, что иногда рождались в Парковом племени – плосколицые и узкоглазые. Если они не начинали говорить к двум годам, то по закону племени их полагалось убить, но нынешние вожди решили не ждать два года: как только шаман подтверждал дефект, чайна-бэбик исчезал бесследно. – Ты серьезно мне поверила?

Белка двигалась стремительно: миг – и перед носом Книжника оказалась ее правая рука с рисками годовых отметок на предплечье.

Лицо Белки приблизилось вплотную к его лицу.

– Даже если я не верю ни одному твоему слову… Ты же умеешь считать? Так?

– Да.

– Сколько лет у меня на руке?

Кожа у Белки была как у всех рыжих – светлая, с россыпью бледных веснушек. На предплечье красовались синие линии татуировок – шаман, исполняя свою священную обязанность, отмечал каждый прожитый год новой полоской. Последние три отличались и цветом и формой – она сама выцарапывала метки. Делала разрез и мазала его краской.