Сергей Малицкий - Вакансия

Нож и в самом деле был острым. Вроде едва коснулся ладони, и вот уже капли крови побежали по лезвию, упали на землю, на ткань савана.

– Ой! – закрыла лицо руками Еж.

– Сейчас, – достал еще одну спичку Дорожкин.

Лоскут вспыхнул тут же. Затрещал, заметался язык пламени без дыма, без запаха, вырвался из рук, упал на сырую землю, и вот уже запылала сама земля, занялась мгновенно пламенем, как горит сбитый ветром к бордюру сухой тополиный пух. Разом подались назад спутники, и вовремя: под ногами опрокинулась, осыпалась земля, разверзлась бездной пропасть. На крутом обрыве, на закраинке, заскрипела под каблуками мертвая трава. Небо обратилось такой же пропастью, наполнилось черными облаками, скрывая холодный красный сгусток. А ниже, там, где только что бушевало пламя, зияло под тлеющими костяками и обрывками сгоревшей плоти что-то огромное и страшное, которое дышало и смотрело на Дорожкина и его друзей так же, как на него смотрели они.

– Вот он, паразит! – просипел с ненавистью Шакильский и раз за разом передернул затвор ружья. Выстрела не последовало.

– А вот дуста-то я не взял, – пробормотал Тюрин.

– Женя! – заорал Дорожкин. – Катя!

– Дорогой, – испуганно прошептал Угур, – у тебя что-то с глазами.

– Инспектор, – неуверенно хмыкнул Урнов, – зачем тебе спички? Ты только посмотри – оно само загорится. У тебя в глазах огонь.

Дорожкин вытащил из кармана пакетик с волосками, которые сияли сквозь полиэтилен золотом, разорвал пленку, положил их на ладонь, дунул и ровно одно мгновение различал желтые полукольца, пока жар из пропасти не зажег их. И в тот же миг он услышал вскрик.

– Там! – хором закричали Шакильский и Дир, но Дорожкин уже летел в пропасть. Он прыгнул.

– Как ты догадался? Разглядел? – спросила Маргарита. Ее не было. Был только голос. Дорожкин уже летел вниз, летел камнем, но он был уверен, что у него есть время на этот разговор.

– Нет. – Это было очень удобно – говорить, не произнося слов. – Я же логист. У меня рапорт Перова, написан с его слов женой. Почерк жены и почерк Катерины Ивановны на приглашении сходятся. Так что без обмана. Там, конечно, бред написан. О ходе эксперимента. Перечислены все те, кто собрался в ангаре. О том, как эксперимент провалился и случилась катастрофа. О том, что двоих работников засосало внутрь, и о том, что после этого вырвался зверь, который разорвал на части всех, включая и Перова. Была искалечена и его жена. Погибли все, кроме самого Перова, его жены, Неретина и Шепелева. Про Дубицкаса какая-то неясность… Впрочем, по рапорту осталось в живых трое. Причем Перов остался жив странно. Частично сохранилась речь, но сам он представлял собой набор кусков плоти, сложенных друг с другом. Да и сама Перова, судя по рапорту, не могла выжить, а уж детей иметь – точно.

– Тем не менее… – начала Маргарита.

– Тем не менее у них появилась дочь. Примерно в восемьдесят пятом году. Поздновато, сразу скажем. Я готов был подумать о чем угодно, но она очень похожа на отца. И еще она… она была какая-то ненастоящая. Над ней единственной не было никаких линий. Абсолютно никаких. И на тебе. Да и чем я рисковал?

– И на мне, – согласилась Маргарита. – А Неретин?

– Он показывал мне следы в институте, – сказал Дорожкин. – Он не был похож на того зверя, которого описал Перов. К тому же, находясь в облике зверя в институте, он не устраивал бойню. Там множество живых существ.

– И что же дальше? – спросила Маргарита.

– Дальше, – задумался Дорожкин. – Дальше я уничтожу паразита. А потом ребята найдут способ спуститься в пропасть и вытащат девчонок. Хотя я так и не понял…

– Паразита нет, – вздохнула Маргарита.

– А что же это? – не понял Дорожкин.

– Это грязь, Дорожкин, – ответила Маргарита, – грязь, кровь, боль, тоска. Неужели ты думаешь, что, если убивать, мучить, насиловать, пытать, уничтожать людей, это остается без последствий? Грани между мирами тонки. Ты сам в этом убедился. Если ты даже будешь лить дома на пол даже не кровь, а воду, рано или поздно сосед снизу постучит в твою дверь, а если он особенный сосед, то отравит твою жизнь. Воздаяние возможно не только на том свете, но и на этом. Другой вопрос, что на этом оно редко бывает справедливым.

– Но почему здесь? Почему под нами?

– А почему ты решил, что только под вами? – спросила Маргарита. – Подо всеми.

– А кто ты? – спросил Дорожкин.

– Теперь можешь называть меня Марго, – рассмеялась она. – Хотя мне все равно. Я не участник событий. Я наблюдатель. Всегда есть наблюдатель. Правда, может быть, обычно он чуть более равнодушен.