Владимир Яценко - Бог одержимых

- Эге-гей! - закричал Григорий, не в силах молча справиться с новой силой.

"Эйфория от наркотика, - подумал Григорий. - Следует быть начеку. Это может плохо кончиться". Он засмеялся. "Плохо кончиться?" А куда уже хуже?! Машины нет, денег - тоже! Он вспомнил, что документы он оставил в своей изодранной куртке, когда отбирал плащ у Капитана. "Не забыть бы, забрать..."

Еще он подумал, что Капитан лежит без сознания, что жизнь тихо вытекает из его израненного тела.

Быстро собрав охапку молодых побегов, Григорий побежал обратно. Он никак не мог совладать с новыми ощущениями. Хотелось бежать все быстрее и быстрее. Когда на его пути встала сарда, он так и не смог заставить себя свернуть. Разгон, толчок... по ветвям паука-растения пробегает дрожь, но даже его реакция не поспевает за новыми возможностями человека.

Еще несколько секунд - и он на поляне.

Вот и Капитан. Лежит. Дышит?

Григорий падает ему на грудь, слушает редкие удары сердца. Пульс замедлен, дыхание затруднено, температура явно понижена... Посттравматический шок и большая потеря крови.

- Сейчас ты у нас танцевать будешь, - обещает Григорий своему пациенту.

Ему трудно оставаться на месте. Энергия судорогами пробегает по телу, скручивает мышцы. Дергаются не только руки, ноги, лицо - на какое-то время каждая фибрилла всей опорно-двигательной системы получила свою, независимую от его воли, жизнь. Наверное, со стороны он выглядит отвратительно.

Тем не менее, он попытался засунуть веточки живосила Капитану в рот. Получилось. Но тот никак не реагировал.

Тогда Григорий пережевал их сам и получившуюся массу вложил в рот Капитану. Эффект не заставил себя ждать: минуты не прошло, как раненый громко застонал. Григорий продолжил свою терапию: наскоро пережевывал в кашицу побеги живосила и просто прикладывал получившуюся пасту к изуродованной ноге. Когда вся рана была покрыта расползающейся массой, он разорвал в лоскуты остатки своего свитера и тщательно перевязал ногу Капитану.

Через несколько минут тело Капитана выгнулось дугой, он закричал. Потом еще и еще раз. Крики становились все громче, хотя, казалось, что громче уже кричать невозможно...

Тогда Григорий метнулся к почти высохшим веткам-щупальцам сарды, которые он - подумать только! - шесть часов назад стряхивал со своей спины. Шесть часов назад он еще был цивилизованным человеком...

Выбрав самую зеленую ветвь, он вернулся к воющему от боли Капитану и осторожно приложил одну из иголок к его запястью. Капитан почти сразу обмяк, крики перешли в тяжелые стоны, потом прекратились и они. Григорий подождал еще несколько минут, пока не убедился, что Капитан и в самом деле уснул. Только тогда он разобрал лохмотья своей изодранной куртки, нашел документы и переложил их в задний карман брюк. Затем легко забросил Капитана себе на плечи, определил направление по компасу и побежал к деревне.

***

В корчме за истекшие сутки ничего не изменилось. Тот же сиреневый полумрак; сизый с жёлтыми разводами дым под потолком. Те же лица. И даже Пост был на месте, настойчиво толкуя о своём, о важном, глухой, равнодушной пустоте перед собой.

- Чего изволите? - подлетела Настя.

- Лопату можно? - попросил Григорий. - Лучше штыковую. На длинном черенке.

- Лопату? - с недоумением протянула девушка. - Не знаю. Лопат мы не подаём.

Григорий заметил, как постепенно установилась тишина. Пост тоже умолк.

- Мне нужна лопата, мужики, - сделав шаг к залу, громко сказал Григорий.

- Эй, парень, - крикнул кто-то из-за столов. - На тебе, похоже, батник Грыця.

- Ты хочешь взять себе? - насмешливо переспросил Григорий и поспешил вернуться к теме: - Помощи не нужно, справлюсь. Но руками копать - дело последнее. Одолжите лопату. Утром отдам.

- Это за ночь ты машину откопать думаешь? - спросил кто-то недоверчиво.

- Ставлю свой автобус против твоей лопаты, - твёрдо ответил Григорий.

- Ого!

- Ну и хохмач!

- Так, мужики, вы как хотите, а я за лопатой побежал...

- Да, раз такое дело, я свою тоже принесу...

Были еще комментарии, были насмешки, кто-то даже похлопал по плечу: "молодец, знай наших!". Злобы не было. Не было ни настороженности, ни неприязни.

Что изменилось, Григорий не знал. Только не был он здесь чужим. И чужаком для этих людей не был. Та же самая официантка, что вчера пренебрежительно перед ним посуду на стол метала, поднесла огромную кружку чёрного, дымящегося кофе, какие-то бутерброды.

- Спасибо, - благодарно пробормотал Григорий.