Андрей Тепляков - Пустошь

– Не волнуйся, со мной все будет в порядке, – сказала она и поцеловала его. – Береги папу.

Прежде чем он успел ответить, она быстро взобралась в кабину. Впереди зарычал двигатель – солдаты убирали с дороги свой «хаммер». Остановившись на обочине, они махнули рукой, разрешая грузовику двигаться. Мотор «форда» взревел, и фура плавно двинулась с места.

– Ты вернешься! – закричал Чарли. – Слышишь?

Линда кивнула и прижалась лбом к стеклу.

Грузовик пересек Линию и, набирая скорость, ринулся вниз с холма.

Еще несколько минут Чарли стоял и смотрел, как машина растворяется в горячем воздухе, пока она полностью не исчезла из вида. На душе у него было скверно. Одна мысль упорно лезла в голову, и, как он ни старался прогнать ее, она возвращалась вновь и вновь.

«Больше я ее не увижу. Никогда».

Майкл стоял посреди заправки, растерянно глядя на пустые улицы поселка. Анны нигде не было.

«Что за черт…»

Листок бумаги трепыхался возле одной из колонок. С каждым порывом ветра листок взмывал вверх и снова падал на пыльный асфальт, как птица с перебитым крылом. Майкл поднял его. Открытка. На ней – то самое кафе, где они с Анной нашли воду. Кажется, это случилось миллион лет назад. Картинка вызывала мрачные ассоциации. Майкл сунул ее в карман и еще раз окинул взглядом окружающее молчание.

– Анна! Анна, ты слышишь меня?

Никто не ответил. Только что она была рядом – рукой подать. Он слышал ее голос, слышал крик. Если кто-то или что-то похитило ее, оно должно было находиться всего в нескольких ярдах от магазина. И окажись на улице не Анна, а он сам, возможно, именно его пришлось бы…

«Да нет же! Этот город пустой и стерильный, как хирургический инструмент. Только звуки и тени – вот и все».

Звуки – стоны.

Потрескавшийся асфальт покрывал тонкий слой песка; в порывах ветра он двигался, превращаясь в целый выводок гибких змеек, постоянно меняющих очертания. Если здесь и были какие-то следы, ветер полностью стер их.

– Анна!

Крошечный торнадо из мелкой пыли взметнулся над асфальтом и, качнувшись, словно пьяный, пронесся прямо перед его носом. Майкл закашлял. На зубах неприятно заскрипел песок. Прикрыв ладонью нос и рот и нагнув голову, Майкл вернулся обратно в магазин.

Надо было найти какое-нибудь оружие. В машине лежал нож, но, к сожалению, очень удобный в качестве инструмента, он был совершенно бесполезен как оружие. Майкл в замешательстве осмотрелся, толком не понимая еще, что хочет увидеть.

На полках было полно всякой всячины, из тех, что покупают заезжие туристы по пути к Рио-Гранде: бусы, поделки из камней, пучки трав и прочая ерунда. Взгляд Майкла остановился на одной из полок, и глаза его заблестели. Там, на лоскуте зеленой материи, закрытые стеклом, лежали шесть ножей с резными деревянными и каменными ручками. Один из них, с широким и длинным, не меньше двадцати дюймов, лезвием, показался ему подходящим. Ни на минуту не задумываясь, Майкл ударил по стеклу локтем. Оно раскололось на несколько крупных осколков. Он осторожно извлек нож и кивнул – такое оружие при известной доле решительности может быть вполне смертоносным. Решительность у него имелась.

Майкл снова вышел на улицу.

День клонился к закату. Солнце спустилось почти к самому горизонту, окрасив землю в зловещий красный цвет. Казалось, будто вся равнина наполнилась кровью.

Майкл снова позвал Анну и прислушался. Ему ответило только тихое завывание ветра. Он был один в этой враждебной, глухой пустоте. Перехватив нож в правую руку, он направился к ближайшему зданию. Если потребуется, он обыщет каждый дом в этом поселке. Она должна быть где-то здесь.

Анна с трудом разлепила глаза. В густом сумраке она едва могла различить окружающие предметы. Она сидела, привалившись спиной к стене, в каком-то сыром подвале с двумя крошечными оконцами под самым потолком. Напротив нее узкая лестница из трех ступеней упиралась в черный прямоугольник двери.

«Вроде бы здесь холодно».

Точно Анна определить не могла – она плохо чувствовала собственное тело. Рядом с ней никого не было. Ни один звук не нарушал идеальную тишину пустого склепа.

Она хотела сесть ровнее, но ни руки, ни ноги не слушались. Даже просто пошевелить пальцами не получалось. Попыталась крикнуть, но голосовые связки не повиновались. Тело было чужим, словно футляр, в который положили сознание. Просто моргать – и то трудно, веки отяжелели и не желали подниматься.