Дмитрий Манасыпов - Метро 2035. За ледяными облаками

– Бегом!

Они бежали. Бежали, как могли, впереди, мяукая и боясь до шерсти дыбом, несся Саблезуб. Быстрее, быстрее, исходился криком кот, быстрее!!!

Земля трещала и звонко лопалась за спинами. Пар, крутившийся вокруг каждого, осыпался снежинками, колкими и хрусткими.

Бегом! Бегом!! Бегом!!!

Белые блестящие цветы распускались прямо под ногами. Расплескивались повсюду, кружевами-льдинками покрывали грязь, превращали черно-серо-грязную степь в алебастрово-холодную сказку. Трава, редкая, торчавшая пучками, голубела, истончаясь, съеживаясь, становясь полупрозрачными клинками-копьями, хищно блестевшими синими бликами морозников.

Бегом! Бегом!!

Дыхание перехватывало, воздух врывался в нос, горло, легкие колючими звездочками ледяных одуванчиков, щекотавших и резавших теплое пока еще тело. Жестко сковало лицо, прихватив густую щетину, стянуло разом, заковав в тонкий прочнейший ледок-панцирь.

Ха! Ха!!

Не останавливаться, бежать, разрывая кричащие криком мускулы и не думая о «потом». Потом хоть крупозное воспаление легких, хоть…

Позади гулко и страшно охнула земля. Треск промерзшего суглинка донесся разрывом нескольких выстрелов к РПГ, угодивших в наливную цистерну. Даша закричала, осеклась, задохнувшись воздухом, обернувшимся бритвенной остроты лезвием.

Бегом!!!!

Капли, вылетавшие изо рта, не долетали даже до промокшей от пота куртки. Разлетались блестящими брызгами-слезинками, мягко хрустели в такт морозным узорам-цветам, все увереннее усеивающим землю.

Воздух стал жестким, хоть топором руби, твердым и больно бьющим в лицо. Волокуша, схваченная морозом, тяжелела, жалобно скрипела, подскакивая на каменной твердости смерзшихся кочках и комьях грязи.

Быстрее! Еще!! Ну!!!

Саблезуб, мелькая впереди, взвыл волком. Остановился, крутанувшись на месте, выбросил шрапнель влажной парящей земли. Парящей?

– Бегом!!!

Позади накатывало еще раз, набирало силу, свистело десятком сигнальных сирен, явственно сжималось в разрываемом морозом небе, готовилось ударить, вбить в землю, окатить ледяной яростной волной, заставить застыть, окаменев и лишь тонко позванивая…

Бегом!!!

Азамат не удержался, полетел кубарем, оскользнувшись на склизкой грязной пленке талого снега. Уколова рухнула, хватая теплый воздух. Даша села и просто мотала головой. Костыль, побелевшими руками держась за края волокуши, тихо и вяло матерился. Совершенно без выдумки и огонька.

Азамат встал, потянул флягу. Пальцы не слушались, ходили вверх – вниз – в стороны мелкой трусливой дрожью. Крышку открутил еле-еле, выхлебал половину, наплевав на путь и запас на «если что пойдет не так». Фу-у-у… жизнь была прекрасна, текла по горлу гладкой и холодной, просто холодной, струйкой.

Саблезуб… Кот умывался.

Азамат покачал головой, глядя на оставшееся позади. Твою же за и в…

Степь еще даже не приходила в себя. Дымилась холодной порошью, синела глыбами тяжелого льда. Стайка косуль, не успевшая до края, вытянулась в беге, пока еще держась, переливаясь бликами уходящих синих мертвых глаз морозников.

Дальше они пошли через час, не раньше.

– Дом! – Старлей остановилась. – И дым.

Дом и дым… вместе звучит сказочно прекрасно. Азамат прищурился, вглядываясь. Люди? Дошли?

К невысокой избушке в три окна и с пристроем почти бежали. Добраться к теплу хотелось жутко. А на таком отшибе, без людей, могли ютиться кто угодно… Но явно понимающие, как бывает холодно и голодно. Да и не поместится в такой хибаре пять человек, а с тремя Азамат рассчитывал справиться даже в одиночку. Если придется.

Их ждали. Дед с бабкой, почти как с картинки из детских, еще советских книжек. Даже платок с расписными цветами алел и золотился почти выцветшей вышивкой. Костыль, почти вывернувший голову, сплюнул, присвистнул, харкнул еще разок…

– Такие сладкие, аж приторно… Точно говорю, бродяги, чую лицемерных двуличных сволочей в них я.

Уколова вздохнула. И не комментировала.

Всю разлюбезную картинку, прям сбежавшую с открытки «Мои дедушка с бабушкой и их домик», портила двустволка, смотревшая задумчиво и чуть грустно. Совсем как хозяин, распушивший белую козлиную бородку.

– Здорово, отец! – гаркнул Костыль, все же развернувшись и заставив Азамата с Уколовой остановиться окончательно.

– Да в рот мне немытые ноги, если б был такой сынок… – дед щурился от ветра, но не моргал, лишь чуть слезился глаз за аккуратно склеенными очками. – Да и остальная семейка. Чего надо, нищеброды?