Дмитрий Абеляшев - Пастырь Вселенной

Лея оказалась прирожденным геймером — она с равным азартом глотала как новейшие игры, так и игры 5, 10, 20 и даже более чем 30-летней давности. И если в аркадах она блистательно и с первой попытки проходила сложнейшие уровни на «верп кард», ухитряясь с немыслимой для землянина филигранной точностью уходить от летящих в ее героя виртуальных пуль, снарядов и «фаерболов», то квэсты и стратегии зачастую ставили ее в неразрешимый тупик. А про примитивнейшую по исполнению, но мудрую по сути, знаменитую игру Сида Мейера «Цивилизация» она так и вообще сказала лаконично, но многозначительно: «А этот тренажер достоин самого Императора». К слову, это была одна из немногих игр, к которым она возвращалась с редкостной регулярностью, но в то же время частенько терпела порежение. Надо отметить, что, играя в игры, Лея попутно изучила английский язык, имея в качестве учителя лишь предоставленный ей Володей англо-русский словарь. И все бы хорошо, да вот еда у влюбленных подходила к концу. Лея все так же кушала столько, что Володе казалось, будто он всякий раз готовил не на двоих, а как минимум на четверых. И три четверти приготовленного с аппетитом уминала Лея. И вот когда еды в доме осталось дня на три, Лея застенчиво подошла к Володе и, ласковой гибкой кошечкой примостившись у мужа на коленях — а, как вы понимаете, кроме минут близости, Владимир из-за неизбывного холода в квартире одет был весьма тепло, — и тихонько сказала:

— Милый, скажи мне, я красивая?

— Конечно, киска, — ответил Володя, чувствуя, что Лея имеет сказать ему нечто весьма серьезное, она напряженно дышала, и тело ее было очень горячим, как всегда, когда она была чем-то взволнована.

Владимир погладил Лею по шее и спине.

— Что случилось? — спросил он, чувствуя, что Лея будто хочет, но не решается ему сказать что-то важное.

— Знаешь… Может быть, мне стоит заработать для нас немного еды, как ты считаешь?

— Ты о чем? — спросил Володя, чувствуя, как чудовищная догадка вторым, больным, сердцем запульсировала в его мозгу.

— Ну, ты христианин. А у нас на Анданоре, по-вашему, язычество. Ну и я, значит, язычница. Понимаешь, — скороговоркой начала Лея, будто опасаясь, как бы Владимир не перебил ее, пока она не скажет все до конца, — у нас считается нормальным, если женщина, даже аристократка, попав в затруднительную ситуацию, ну, с едой, позволяет другим мужчинам пользоваться своим телом… Ну, по-русски это проституция, но если для вас это позорно в такой даже ситуации, как теперь у вас на планете, то для нас-то, конечно, это вовсе не так и ужасно, и если ты согласен, я могла бы… Ну, я же так много ем, понимаешь — ты же не виноват, что тебе меня, такую прожорливую, не прокормить… Я имею в виду сейчас, пока мы с тобой что-нибудь не придумаем… Я ведь могла бы стоять на вашем рынке в одном купальнике… А моих двух пупков никто бы не обнаружил — я могла бы пластырем их заклеить и сказать, что, мол, поцарапалась там… Ведь ты же сам говорил, что сейчас этим занимаются многие нормальные земные девушки…

Володя почувствовал, что у него просто в глазах потемнело, будто собрались грозовые тучи. И пот прошиб, несмотря на холод вокруг. Владимир решил не сдерживать себя и сделать первое, что ему пришло в голову, — он нежно так скользнул правой рукой, которой гладил сейчас роскошные пепельные локоны Леи, к горлу девушки и властно — ведь Лея теперь была его женой — сжал ее горло так, что она замолчала. Не сильно, но и не ласково. Лея замолчала, и Владимир почувствовал, как в напрасной попытке сглотнуть нежные хрящики девушки тщетно задвигались под его пальцами. И это было единственной попыткой сопротивления покорно перенесшей Володину реакцию Леи. Тогда Володя запустил пальцы левой руки своей жене в волосы снизу и, сжав их до отблеска страдания в глазах жены, сейчас такой трогательно-беззащитной в его руках, развернул Лею лицом к себе и отчетливо, акцентируя каждое слово, сказал, не ослабляя хватки на ее шее:

— Я прошу тебя, милая, никогда больше — слышишь, никогда — даже не думать на подобные темы, если ты меня хоть немного любишь. Договорились?

И Володя, разжав пальцы правой руки, дал горлу чуть порозовевшей девушки свободу. Лея, порывисто обняв Владимира, прижалась к его пушистой и колючей от шерстяных свитеров груди щекой и тихо сказала:

— Прости меня, милый… Но нам нужно подумать, чем мы будем с тобой питаться дальше. Придумай что-нибудь получше, если… Если я была так не права.

Владимир со слезами обхватил лицо Леи под ушками и затылком своими вспотевшими ладонями и горячо поцеловал ее во влажные, покорно расслабленные сейчас уста, радостно откликнувшиеся на ласку мужа. Владимир понимал, что его анданорианка была совсем из другого мира и была не виновата, что в ее голову пришло такое. И он знал, что, для того чтобы прокормить ее, он вынужден будет пойти и на воровство, и на грабеж, и на мародерство. «Но, Господи! — подумал Владимир. — Ведь должен же быть какой-то иной выход!»