Дмитрий Абеляшев - Пастырь Вселенной

Отсутствие на Анданоре птиц, а также скорое и неумолимое приближение предотвращающих гниение холодов способствовали тому, что обыкновенно весь урожай расходовался по назначению, доставаясь хозяину дерева. С ветвей кулямбы ежедневно падало определенное количество плодов, каждый из которых был не меньше сочного земного арбуза. Под конец года особый вид древоточца — кулямбовый червь — дотачивал ствол, и тот, раньше или позже, рушился, изъеденный паразитом и атакованный безжалостными зимними буранами. Тогда семья собирала в хранилища — или просто стаскивала во двор — оставшиеся плоды упавшей кулямбы, которых обыкновенно всегда хватало до следующей весны. Анданорские историки считали, что кулямбовое хозяйство минувшими тысячелетиями отшлифовало особый тип характера анданорца — привязанного к своей семье и склонного к завоевательским походам. Ведь, собственно говоря, прокормиться здесь не составляло ни малейшего труда, если у тебя была кулямба.

Лишившись же кулямбы, семья была обречена на голодную смерть, если, конечно, ее не брал под свое покровительство глава иного клана, располагавший свободной кулямбой, быть может, захваченной у таких же бедолаг, как те несчастные, что просили его заступничества. Теория эта была сколь изумительной, столь и правдоподобной — ведь с момента посадки семечка до первого плодоношения проходило не менее ста лет, и все это время юная кулямба нуждалась в уходе и подкормке. А потому могущественные землевладельцы начали, глядя в будущее, не надеяться лишь на войны, но выращивать кулямбы для подданных своих правнуков. По легенде, первыми до этого додумались, естественно, предки ныне здравствовавшего Императора, старейший из которых основал династию, посеяв коротким летом, глядя в будущее, на пустынных землях тысячу семечек для будущих вассалов своего рода.

В результате войн обездоленные люди, лишенные живительного древа, сбивались в страшные разбойничьи шайки, отличавшиеся крайней жестокостью и не только не брезговавшие человечиной, но порой целенаправленно занимавшиеся охотой на людей. Когда же им не удавалось украсть плодов кулямбы или вдоволь насытиться пленниками, они начинали, от дикого голода, резать и поедать друг друга, начиная с новичков, и бывали случаи, когда к весне от банды оставался один лишь атаман. Естественно, что государство, сложившееся в столь жестких условиях, должно было создать изощренную систему подавления, адекватную опасности и основанную на страхе и строгой иерархии. Захват все новых и новых земель становился обязательным с ростом населения — ведь для нормального плодоношения кулямбы не могли расти менее чем в пятиста метрах друг от друга. Естественно, что при таком раскладе появление больших городов было просто немыслимым — каждый жил на своих обширных угодьях, в центре которых было место, откуда — лишь веря в это, можно было жить — весной должна была показаться вершина живоносной кулямбы. Те же, чья семья была большой и кто опасался, что плодов может не хватить, весь год удобряли дерево кто во что горазд — от экскрементов до человеческой крови и бульона из сваренных врагов. Разогретые жидкие удобрения просто вливались в снег, в той же слепой вере, что растение доберется до них своими корнями и сумеет набраться сил, достаточных для обильного урожая.

Кулямба была изображена на гербе Анданора. Ее почитание выходило, по сути, вовсе лишенным какого бы то ни было налета мистики и логично вытекало из происходящего на планете. Для аристократии же, несколько тысяч лет питающейся от далеких колоний, кулямба стала не более чем символом. Деревьями менялись, их, много реже, дарили. Кулямбами могли обменяться близкие друзья — и это также было древней традицией. Ведь как можешь ты пойти войной на того, у кого во дворе стоит твое дерево? С другой стороны, вы вынуждены будете дружить, посылая рабов за урожаем в угодья друг друга; это имело примерно тот же смысл, что на Земле — браки между знатными родами. Вот так-то и случилось, что растущая во дворе Тидлы кулямба принадлежала аристократическому роду, последним отпрыском которого была Лея, то же дерево, что росло во дворе особняка Леи, было деревом ее подруги. Из-за деревьев, собственно, девочки и подружились в детстве — они ходили смотреть, как растут их кулямбы, каждой весной, и неизбежное их общение переросло в дружбу.

Также Лея поведала и о том, что примерно на тысячу женских, с белыми цветочками, кулямб приходится одна мужская, оплодотворяющая при помощи ветра и маленьких пронырливых кулямбовых мошек многие тысячи деревьев на сотни километров вокруг. Это как в лотерее — никто не знает, которая из кулямб в этом году окажется розовой. Тот, чья кулямба оказывалась мужской и оттого не плодоносила, испокон века не бедствовал — ему приносили часть урожая все окрестные жители.