Андрей Посняков - Саркофаг

– Ах! – Курдюкова была просто ошеломлена. – Прелесть какая… и это же мой размер!

– Померь. – Главный комсомолец курса шумно сглотнул слюну. – Я отвернусь…

– Но… – Синие глаза девчонки вдруг погасли. – Это же, наверное, дорого. Мне не потянуть. Нет… спасибо, конечно, за предложение, но…

– Восемьдесят рублей тебе не потянуть? – саркастически хмыкнул Рустам. – Всего-то две стипендии. Тем более можем договориться… ну, чтоб ты не за раз отдавала и не за два, а постепенно… когда червонец, когда – два…

– Ой, Рустамчик…

– Ты меряй, меряй…

– Ладно…

– Только это… Сейчас в Европе модно такие комбинезоны прямо на голое тело носить, без всяких там маек, рубашек… с одним лифчиком только. Но если ты стесняешься…

– Я? Да ты лифчика моего не видел!

Да уж, не видел, как же!

На этот раз хмыкнул уже Максим. Вся группа видела – недаром же ты, девочка, так упорно выставляла на всеобщее обозрение свое белье… к слову сказать, и в самом деле красивое.

А Надюха между тем быстро переодевалась – скинула спортивные брюки, рубашку… Конечно, Максим не смотрел… старался не смотреть, но… взгляд его нет-нет да и падал в зеркало, которое бесстыдно отражало точеное девичье тело. Впрочем, любоваться пришлось недолго – девушка живенько натянула комбинезон, действительно пришедшийся ей впору.

Повернувшись, Рустам одобрительно зацокал языком:

– Вах, вах! Какой дэвушка! Нет, в самом деле, какая же ты красивая, Надька! И как тебе идет этот комбинезон. А ну-ка повернись, подойди к зеркалу… Ну! Королева! Вылитая королева. Джейн Фонда!

Надюха стояла у зеркала и – по всему видно было – сама себе очень нравилась. Вот потянулась, вот – повела плечом.

И как-то незаметно, будто само собой так случилось, комсорг вдруг оказался рядом с девушкой, неслышно подошел сзади, обнял… оп, руки его пролезли под комбинезон…

– Ой, Рустам, перестань… перестань сейчас же!

– Всего двадцать рублей в месяц, – жадно гладя девчонку по животу, шептал Рустам. – Десять… Какая ты красивая, Надя… Ну, не стесняйся же своего тела! А хочешь… я тебе эту джинсу подарю? Вот так, просто?

– Так просто? – Студентка неожиданно покраснела. – За кого ты меня принимаешь?

– За свободную современную девушку! – гулко сказал Рустам. – А не за какую-нибудь там клушу – «синий чулок»! Нет-нет, я тебя не неволю… Просто ты такая красивая, что… что очень хочется целовать все твое тело! А комбинезон этот… пусть он останется у тебя. Бери! Просто так. Бесплатно! Ну, ты только посмотри! Взгляни же… И – всего один поцелуй… нет, несколько…

Надюха все же сломалась. Вначале позволила поцеловать себя в губы… потом с ее правого плеча опустилась бретелька… а вот – и с левого… Вот полетел на пол лифчик, обнажив упругую грудь, которую ушлый комсорг принялся тут же целовать с алчностью и истинно животной страстью…

– Рустам… Рустам… вдруг кто-нибудь придет… вдруг кто-нибудь…

Девушка уже оказалась в койке, и Рустам принялся деловито стаскивать с нее комбинезон вместе с трусиками…

Ай-ай-ай, что делают? Так и до гербария не дойдет. Притворно покручинившись, Тихомиров легонько смахнул рукой стоявший на столе графин… и тот разбился вдребезги!

– Ай! – Надюха тут же натянула комбинезон обратно и испуганно сверкнула глазами: – Кто здесь?

За дверью – весьма кстати – вдруг послышались шаги и чьи-то веселые голоса.

– Ребятапришли, – тихо сказала Надя. – Сашка с Виталькой.

– Поди, за вином ходили, – поправляя галстук, ухмыльнулся комсорг.

Поправил, походил перед зеркалом, потом обернулся, посмотрел на девушку, плотоядно, словно древний ящер на какое-нибудь ходячее мясо. Улыбнулся, подмигнул даже:

– Ты комбинезончик-то носи…

И ушел, оставив дверь открытой.

– Хм, носи… – Надюха снова завертелась у зеркала – и так повернулась, и эдак, видать, сильно нравилась ей эта джинсуха, настолько нравилась, что девчонка, похоже, была готова на все.

Тихомиров даже сплюнул презрительно, но почти сразу, подумав, пожал плечами – в конце концов, почему он кого-то здесь осуждает? Он, захвативший те самые времена лишь краем детства? Восьмидесятые, семидесятые, шестидесятые между собой отличались, по сути, очень мало, а вот девяностые, на которые пришлась юность Максима, – совсем другой разговор, иная эпоха. И никогда ему и его поколению не понять этих людей, готовых за тряпки на… А на что, собственно? Собственно, почему он тут так все решил? И кто она ему, эта Надюха Курдюкова? Красивая обманка, морок, с которым и поговорить-то нельзя.