Михаил Бычков - Третье правило диверсанта

— Пусти сука, пусти!

— Как только успокоишься.

— Всё пусти.

Я оттолкнул его от себя и, видя, как не по-доброму он зыркает из-под бровей, сказал:

— Не забывай, зачем мы пришли. Если не возражаешь, закончим разговор после, если захочешь.

— Проехали, — ответил Монах и рывком одёрнул на себе одежду. Вдруг разом напрягся и спросил:

— Слышишь?

Я прислушался — ничего.

— Подожди, — он поднял вверх палец. — Ну, слышишь?

Откуда-то издалека принесло, словно нашептало, три или четыре притопленных под тощей бетона удара, затем раздалась трель, смолкла. Вновь невнятно заиграло. Я понял, что это выстрелы. Мы с Монахом переглянулись, не сговариваясь, вынырнули из подсобки, и бросились сломя голову вперёд по коридору.

Пол мелькал как раскрученный калейдоскоп, и я уже не мог понять красные пятна перед глазами это кровь на бетоне или я наконец-то загнал себя и скоро всё кончится. Додумать не успел.

В бомбоубежище погас свет.

Я поехал ногой в скользком сгустке, споткнулся, полетел вперёд головой, выставив в сторону левую руку. Правую вместе с автоматом поджал под себя, и проскрёб рукояткой затвора по полу, высекая искру. Признаться перепугался страшно, да и разбился, будь здоров. Правое колено и грудную клетку саднило и грело как от перечной припарки.

Когда направленный на меня луч света подствольного фонарика Монаха выхватил из темноты пол и стены коридора первое что я увидел это отражение собственных обезумевших глаз на глянцевой поверхности лужи остывающей крови.

— Ты как? — Спросил Монах.

Я не ответил. Махнул рукой, давая понять, чтобы он выдвигался вперёд. И только когда он обошел меня и побежал дальше, я поднялся, скривив от боли лицо. Метров около ста, я трусил, неловко ступая на ушибленную ногу, дальше пошло немного лучше. Спустя ещё какое-то время боль отпустила, я поравнялся с Монахом, бежал след в след, практически наступая ему на пятки.

Мы миновали коридор и вновь последовали ряды высоких, теряющих в сгущающейся у потолка тьме вершины, шкафов и бесконечно длинных параллельных линий скамеек. Они ни разу не пересекались, ни с чьей жизнью, только разве что в мою, внесли определённой сумятицы.

Долгое время ничего не было слышно, кроме гулких отзвуков наших торопливых шагов в полупустом пространстве бомбоубежища. Они резонировали с шуршанием струи колышущейся у виска и это в какой-то степени успокаивало. Будто баюкала добрая мачеха, как родная мать:

— Спи, усни. Спи, усни. Тук-тук, тук-тук-тук. Спи, усни. Спи, усни. Тук-тук, тук-тук-тук. Спи, усни. Спи, усни. Тук…

Но тут снова раздались выстрелы! Как в ватное одеяло, но уже яснее и настойчивее, нежели прежде. Будто испуганный новобранец, сбиваясь с ритма, отбивал на прохудившемся барабане побудку.

— Быстрее, — крикнул я Монаху.

Мы ускорились.

Стрельба становилась всё отчётливее.

Луч фонаря выхватил, приближающийся с каждым шагом распахнутый створ, высокой обшитой дюймовыми пластинами брони, двери.

Мне хотелось обогнать Монаха, казалось, что он плёлся как черепаха, экзальтированная рвущаяся на волю неподдающаяся контролю субстанция выжигала нервные окончания, доводя внутренний порыв до самого высокого градуса. Но Монах освещал дорогу, и только это обстоятельство сдерживало меня от безудержного рывка вперёд.

Миновав тяжёлую запорную дверь бомбоубежища, мы кинулись вверх по лестнице. Стрельба не умолкала ни на секунду, не знаю, что там произошло, но мнилось, что все демоны всех возможных бездн, разом обрушились на находящихся в вестибюле людей, а те полосовали автоматными очередями пространство, выбивая пулями на стенах охранительные пиктограммы.

Последний поворот!

Мы как вихрь миновали его.

Оставалось метров двадцать, и длинные смертельные трели не только зазвучали в самой середине черепа, но и ослепили отблесками вспышек.

Только мы выбежали на открытое пространство, фонарь выхватил две прижавшиеся к полу у разнесённых вдребезги стеклянных дверей фигуры. Ведущие ответный огонь по продольной площадке венчающей два противоположных лестничных подъёма. Из-за перил отвечали с трёх или четырёх стволов, я сразу не разобрался. Едва мы обозначили своё присутствие светом, по нам открыли огонь обе противоборствующие стороны.

— Убери свет! Выруби его на хер!

Пули щёлкали по стенам. Во рту появился привкус мела. Мы кинулись в разные стороны, укрываясь от убийственного шквала, я спрятался за угол, Монах нырнул вбок от бьющих по нам с двух углов автоматчиков, и только после этого он выключил свой поганый фонарик!